Добрые люди.

[24+1]

Киньте, кто-нибудь ссылку для просмотра он-лайн.
Зараза должна распространяться.

@темы: ссылки, организационное

---

Тюремные банды США: скованные одной цепью

[рика инверс вредная и ленивая]

нашла вчера,и решила в рамках просвещения соратников по фандому повесить и здесь.)
было интересно читать,сравнивая с показанным в сериале.

"В тюрьмах расовая сегрегация становится более заметной и острой, конфликты на расовой и национальной почве возникают постоянно. В результате образуются неформальные группы и банды, члены которых совместно защищаются от других групп и банд. Шесть тюремных банд в США приобрели влияние и мощь, позволяющую им активно действовать за пределами зон, огражденных колючей проволокой.

По данным Министерства Юстиции США\US Department of Justice, в 2002 году в США было более 2 млн. заключенных, что составляет 476 заключенных на каждые 100 тыс. жителей страны. 45.1% заключенных - чернокожие, 34.2% - белые, 18.1% - латиноамериканцы.
Изначально создание и присоединение к тюремным бандам было основано на расистских предубеждениях и инстинкте самосохранения. В Калифорнии еще существует федеральная тюрьма Ломпок, в которой запрещается представителям разных рас жить в одной камере. Белые банды предоставляли защиту своим белым собратьям, присоединившимся к ним, а афроамериканские банды защищали черных. По прошествии небольшого времени, эти банды превратились в мощные преступные синдикаты.

`Арийское братство`\Aryan Brotherhood

Самой известной и могущественной из банд является группировка `Арийское братство`, которая предоставляет защиту белым заключенным и основана на принципах расизма. Созданная, как чисто тюремная организация в 1967 году в тюрьме Сен-Квентин, эта банда превратилась в преступный синдикат с крепкими связями с мексиканской и итальянской мафиями.
Своими самыми ярыми врагами Братство считает афроамериканцев. Нередко между `арийцами` и черными бандами проходят настоящие войны. Братство даже поддерживает некоторые черные группировки, для того чтобы те первыми начали беспорядки в тюрьме. Стать членом банды могут только белые заключенные и пожизненная верность своим собратьям является необходимым условием вступления в организацию. В подавляющем большинстве случаев, полное членство допускается только тогда, когда кандидат совершает какое-либо серьезное преступление. Более того, каждого кандидата тщательно проверяют. Поэтому испытательный срок может затянуться больше, чем на год.
Члены банды следуют неонацистской идеологии, однако в отличии от своих идеологических предков - германских нацистов, они поощряют принятие в свои ряды евреев. Более того, из-за подобного либерализма, они отказываются иметь дело с членами Ку-Клукс-Клана (ККК в равной степени негативно относится к черным и евреям). Члены Братства подчеркнуто аполитичны. Символами банды считаются свастика, ирландский четырехлистник или инициалы AB, которые члены организации вытатуировывают на спине или запястье.
Банда активно занимается торговлей наркотиками, рэкетом и избиениями `в воспитательных целях` как внутри тюрьмы, так и на воле. Внутри тюремных стен, `Арийское Братство` занимается контрабандой неразрешенных предметов (в том числе, оружия и алкоголя) и торговлей наркотиками.
Организация также известна своими жестокими методами. С 1975 до 1992 год только в калифорнийских тюрьмах члены банды совершили 66 убийств заключенных, также убив трех охранников. Более того, `Арийское Братство` также занимается заказными убийствами. Заказы могут поступить как от их собратьев, так и от представителей мафий. По данным ФБР\FBI в течение 23 лет банде были `заказаны` 32 убийства, 16 `заказов` были успешно выполнены. Убийства совершаются по разным причинам. Например, одного из бывших заключенных преследовали из-за того, что его жена отказалась пронести наркотики в тюрьму.
В декабре 2002 года федеральные власти США заявили, что они уничтожили `Арийское Братство`, арестовав всех их лидеров. Двадцати трем главарям банды грозит смертная казнь. Однако немногие верят, что `Арийское Братство` возможно уничтожить. Несмотря на то, что арестованных авторитетов поместили в наиболее строго охраняемую тюрьму в федеральной системе США, заключенные смогли и оттуда продолжить руководить делами организации.

`Нета`\Neta

В ряды банды `Нета` входят американцы латиноамериканского происхождения, в основном пуэрториканцы. Организация была создана в 1970 году в тюрьме Педрас, в Пуэрто-Рико (государство, присоединившееся к США). Ее первичной целью была остановка насилия среди заключенных. Ныне банда предпочитает выступать как культурологическая организация и предпочитает оставаться в тени более жестоких, но менее многочисленных преступных структур, созданных преступниками-латиноамериканцами. `Нета` занимается наркобизнесом и вымогательством, для чего налаживает связи с молодежными уличными бандами.
Члены банды `Нета` очень патриотичны и утверждают, что борются за свободу Пуэрто-Рико, `угнетенной нации, недовольной управлением США`. Символом организации считается сердце, проколотое флагом Пуэрто-Рико, а также кисть руки со скрещенными пальцами, что в языке глухонемых означает букву `Н`, а также символизирует единство. Цветами банды считаются красный, белый и синий, иногда и черный. Членов банды можно распознать по одежде, бандане или бусам этих цветов. Большинство членов организации вытатуировывают сердце с буквой N между указательным и большим пальцем руки.
Неуважение к одному члену банды считается оскорблением всей организации и, в большинстве случаев, карается жестокой смертью. 30-ого числа каждого месяца члены `Нета` собираются вместе, чтобы почтить память павших товарищей. Новобранцев `Нета` отбирает очень тщательно. Каждый новый член банды обязуется обеспечить вербовку еще 20 человек. Кандидат в банду носит белые бусы. После того как он доказывает свою лояльность банде и его принимают в ряды организации, ему позволяется носить белые и черные бусы, с одной красной бусинкой посередине.
`Нета` считается очень опасной. Члены банды постоянно ходят с огнестрельным оружием. Присутствие полиции или вооруженных охранников не останавливает их в намерении совершить преступление. Многие преступники стараются щадить полицейских, поскольку за убийство служителя закона им грозит смертная казнь. Но члены `Нета` никогда не останавливались перед убийством полицейских.

`Семья Черных Партизан`\Black Guerilla Family

Могущественная афроамериканская тюремная банда была основана в 1966 году в тюрьме Сен- Квентин, годом раньше `Арийского Братства`. Эта банда является самой политизированной из всех известных тюремных групп США. Она были создана как революционная организация, чья идеология составляет причудливую смесь марксизма-ленинизма и маоизма.
Изначально `партизаны` выступали за искоренение расизма, сохранение достоинства угнетенных чернокожих и свержение правительства США. Эта антиправительственная идеология отражена в их символике: наиболее известны два символа - `дракон, атакующий тюремную башню` или `скрещенные мечи и револьвер`.
Членами банды могут стать только чернокожие заключенные, а также члены уличных банд. Членство в банде пожизненное, выход из организации карается смертью.

`Мексиканская Мафия`\Mexican Mafia

Банда была создана в 1950-х годах в исправительном учреждении для малолетних правонарушителей. Ныне эта организация считается самой активной бандой в федеральных тюрьмах США по частоте инцидентов с ее участием. `Мафиози` вербуют только латиноамериканцев, их самым серьезным кровным врагом считается еще одна латиноамериканская тюремная банда `Наша Семья`\La Nuestra Familia. `Мексиканская Мафия` знаменита также тем, что она предоставляет защиту заключенным членам легендарного итальянского преступного синдиката `Коза Ностра`\Cosa Nostra.
Идеология банды основана на этнической солидарности. `Мексиканская Мафия` занимается торговлей и контрабандой наркотиков и вымогательством. Организация часто практикует убийства, чтобы наказать отступников и чтобы приобрести уважение со стороны членов других преступных групп. Убийства, совершенные бандой, отличаются особой жестокостью.
Жены, девушки и родные членов банды пользуются большим уважением, так как они помогают проводить сделки с наркотиками и обеспечивают контакты заключенных с внешним миром.

`Наша Семья`\La Nuestra Familia

Эта банда была создана в середине 1960-х годов в Калифорнии изначально для защиты от `Мексиканской Мафии`. Вражда этих двух групп основана на культурных и психологических различиях между мексиканцами: выходцами из городов (`Мафия`) и из сельской местности (`Семья`). Взаимная ненависть этих двух банд так сильна, что тюремные власти активно изолируют друг от друга выявленных членов этих групп.
В `Нашу Семью`, в основном, входят этнические мексиканцы из провинциальных районов США. Организация считает своей главной целью защиту более молодых и новоприбывших заключенных. Однако борьба за власть превратила организацию в криминальную банду, целью которой является контроль за поступлением в тюрьмы контрабанды.
Членов La Nuestra Familia можно распознать по красному лоскутку на одежде, но самым главным их отличием считаются обширные татуировки по всей спине. На татуировках изображены сомбреро с кинжалом или инициалы LNF.

`Техасский Синдикат`\Texas Syndicate

Банда была основана в начале 1970-х годов в тюрьме Фолсом в Калифорнии. Как и многие подобные структуры, `Синдикат` был создан для самозащиты от других банд. Идеология банды основана на идее превосходства латиноамериканского этноса. Ныне в банду могут вступить уроженцы Колумбии, Кубы и Мексики. Члена `Техасского Синдиката` называют `Братом`\Carnal, новобранца - `Кардиналом`\Cardinal, а лидера - `Председателем`\Chairman.
Символом банды, который ее члены татуируют не правом предплечье, является буква T, которую усердно маскируют среди других татуировок, обычно изображающих дракона, орла, змею и кинжал. Банда часто прибегает к насилию. Как и другие банды она занимается торговлей наркотиками и рэкетом.
Как заявляет организация American Civil Liberties, факт того, что число и могущество тюремных банд так быстро растет доказывает то, что американской тюремной системе не удается перевоспитать преступников. Мощь этих организаций так возросла, что в некоторых тюрьмах создалась угроза, что реальный контроль над пенитициарным учреждением перейдет в руки банд."
©

@темы: рекомендации, ссылки

---

Фик Саид/Адебизи,авторство Fujin!!

[рика инверс вредная и ленивая]

Автор:  Fujin!!
Фандом: Тюрьма ОЗ (OZ)
Пейринг: Карим Саид/Саймон Адебизи
Размер: мини
тыц

Черная кожа накрывает черную кожу – медленно, плавно и тягуче, обдавая жаром через тонное одеяло, задевая открытые руки и шею, когда Адебиси прижимается к нему сверху, тяжело вдыхая, раздувая ноздри, как дикий зверь. Ночью, в кромешной темноте выключенных ламп, когда даже охранники предпочитают не видеть вещей вроде судьбы Бичера.
Саид не вздрагивает, не сглатывает, не открывает глаз, и сердце его бьется ровно и мерно. Он не боится Адебиси. Он не такой.

адебиси, саид, контрасты

- Что, черномазый братишка, - усмехается тот, гладя его по щеке грубо огромной своей лапой. – Как тебе спится со мной?
- Спасибо, неплохо, - отвечает Саид без паузы и без заминки, так и не открывая глаз. – А теперь слезь с меня.
Адебиси усмехается, зло, раздраженно, как животное с занозой, что-то раздражает его невыносимо в этом святоше, но что – он никак не может разобраться, и все инстинкты вопят об опасности.
- А если я тебя трахну, а? Что ты тогда сделаешь, а?
- На всё воля Аллаха, - отвечает Саид ровно.
Покорно, безвольно и холодно, на него встало бы точно сразу после бревна. Адебиси рычит, сжимает лицо его ладонью и наклоняется близко, ловя дыхание его с губ. Живой, дышит.
- Посмотри на меня.
Саид не реагирует, и тогда он рычит злее, ужалено, обозлено, загнанно.
- Посмотри на меня. Пожалуйста.
И тогда Саид вздыхает и открывает глаза, и протягивает руку, и гладит лицо его, брови, переносицу и крупные губы, и сглатывает, и Адебиси смотрит ему в глаза в темноте поймано в миг и растерянно и понимает, что плевать на цвет кожи, разницы между ними куда больше, чем если бы под ним сейчас хоть О'Райли лежал.

@темы: Kareem Saïd, Simon Adebisi, фанфикшн

---

Зелько Иванек - Магистр в "True Blood"

[Alanor Ambre]

HBO не прогадали. А я думаю - чего губернатор Девлин такой злой? Да он вообще губернатором только подрабатывает... на самом деле он древний вампир из инквизиции, дел и ночью по горло, а на оф. работе только и дают, что тюрьме бюджет урезать...

продолжение сцены

@темы: видео, впечатления от просмотра, другое кино, Governor James Devlin, актеры

---

Oz Deleted Scene-Cramer and Said have some last words before his parole

[рика инверс вредная и ленивая]

Мм,и да,довольно любопытная сцена: чёрная неблагодарность освобождённого стараниями Саида убийцы.

Любопытно,почему её не включили в эпизод: из-за Саида или Крамера?

@темы: видео, deleted scenes, Kareem Saïd, канон

---

Cadillac Records.

[рика инверс вредная и ленивая]

На днях посмотрела Cadillac Records,в котором не очень большую,но достаточно заметную роль сыграл Имонн Уолкер — то бишь Саид,и впечатлилась.

Свой пост из дайра копировать не буду,но трейлер и пара найденных фотографий... Может,у кого-нибудь найдётся ещё?

+1 полноразмерная

@темы: видео, рекомендации, впечатления от просмотра, другое кино, Kareem Saïd, актеры

---

Фики geneticallydead

[Alanor Ambre]

Хочу порекомендовать переводы  in between days - Poison и Grace of God от geneticallydead. Это фандомная классика, как раз сама на них косилась с желанием перевести, но этот чудесный человек уже сделал это куда лучше

Еще у того же автора есть Б/К фик Chrysalis.
А еще есть специфический такой, написанный автором на челлендж и явно не любимый Two things (О'Райли/Келлер, и он тяжелый, еще не читала).

И вообще они цепляют очень. Так больно после Chrysalis было, что не удержалась от комментария.

@темы: рекомендации, Chris Keller, Tobias Beecher, Ryan O'Reily, фанфикшн

---

Божья милость (Grace of God), сиквел к Poison, автор: Mandy, перевод: in between days

[Augustus Hill]

Оригинал: "Grace of God"
Автор: Mandy aka geneticallydead
Пейринг: Бичер/Келлер
Переводчик:  in between days
Рейтинг: R
Примечание: сиквел к Poison

Божья милость

Холли погибает в воскресенье. Ранним утром в воскресенье. Переходит улицу, всего лишь на пару шагов обогнав бабушку, по дороге к церкви, светлые волосы, наверное, заплетены в две детских косички, подпрыгивают на плечах, уже подросток, но все еще слишком юная, чтобы самостоятельно выбрать стиль.

Холли погибает в воскресенье. Ранним утром в воскресенье. Переходит улицу, всего лишь на пару шагов обогнав бабушку, по дороге к церкви, светлые волосы, наверное, заплетены в две детских косички, подпрыгивают на плечах, уже подросток, но все еще слишком юная, чтобы самостоятельно выбрать стиль.

Просто шаг в другом направлении. Слишком быстро, а может, слишком медленно. Как бы там ни было, Холли остается на капоте чужого автомобиля.

Водитель не свернул, не успел осознать все последствия того, что девочка выскочила на дорогу, потому что он был пьян.

Какая ирония.

Тоби не знает об этом воскресным утром, когда следует за равнодушным охранником в офис сестры Пит. Он не знает, что грядет. На его лице все еще прячется легкая улыбка, единственное, что он может себе позволить. Она появилась потому, что Келлер решил, в полном соответствии со своей Келлеровской логикой, что ему нужно пойти на мессу. Не ради очищения души (Мукада до сих пор старается не морщиться), а из-за неутолимого стремления к телу Христову. Или же из-за маленьких вафельных облаток, символизирующих собой плоть Спасителя.

Келлер хочет вафлю? Он идет на мессу.

Тоби стучит в дверь кабинета Питер Мари. Он все еще не знает. Он заходит, закрывает за собой дверь, и до сих пор не знает. Он делает еще один шаг, удивляется присутствию МакМануса и Квернса – все еще не знает – а потом смотрит на сестру Пит, присевшую на краешек стола. Он смотрит на ее лицо, заглядывает ей в глаза.

И вот теперь он знает.

Он знает.

«О боже мой,» - говорит он и падает.

«Тобиас!»

МакМанус и Квернс подхватывают его, опускают на пол, кружащийся и подскакивающий, каждая деталь на казенном ковре выделяется с ужасающей точностью. Забавно, думает он, этот коричневый ковер скорее всего когда-то был другого цвета.

«Бичер, это Холли.» - говорит МакМанус ему на ухо. – «Она… ее сбила машина. Этим утром. Они с твоей матерью шли в церковь, и Холли выскочила на дорогу…»

(разлетающиеся косички)

«и… они ничего не смогли сделать. Она умерла в машине скорой помощи.»

Кто? Кто это сделал? Кто сделал это с его маленькой девочкой?

«Бичер… человек, который ее сбил. Он… он был пьян.»

Шершавый ковер поднимается ему навстречу, когда он начинает падать, царапает лицо, когда его тошнит. Тоби слышит, как МакМанус и Квернс ругаются, что-то кричат охраннику, чувствует, как Пит гладит его по спине. Видит, коричневый-а-когда-то-другого-цвета ковер, испачканный в его собственной блевотине, и мир обрушивается на него, падает, как карточный домик, и каждая карта опускается на землю лицом вниз, как сам Бичер.

*

Он приходит в себя в медицинском корпусе. Крис сидит рядом с его кроватью, уставившись вперед, руки сжимают подлокотники кресла, которое он раздобыл неизвестно где. Тоби чувствует себя чище, но не лучше. Холли. Горячие слезы стекают по его лицу, крохотные мерила боли, застрявшей в горле, забившей слезные протоки, вырывающейся наружу. Ему больно.

Крис замечает, что он проснулся, медленно разгибает пальцы и встает. Они смотрят друг на друга. Слезы искажают Келлера, он превращается в нависающую громадину, тень, закрывающую собой солнце.

Тоби поднимает руку, не совсем понимая, о чем именно просит. Что-то останавливает его на полпути, и он опускает взгляд – это капельница, игла уходящая под кожу.

Келлер, нежный, как гробовщик, вынимает капельницу, срывает пластырь и отбрасывает иглу в сторону. Большим пальцем он прижимает кровоточащее отверстие на руке Тоби.

«Малыш…» - шепчет он.

Забирается в кровать, двигая Тоби, чтобы им обоим хватило места. Бичера прижимают к неподатливой твердой груди, его лицо утыкается в жаркую впадину на чужой шее. Сильные руки обнимают его, прижимают ближе, крепче. Чувственный, плотский запах Криса, не успевшего принять душ, обволакивает его, охватывает со всех сторон, душит.

Один всхлип.

Вот, чего он не мог позволить Келлеру, когда погиб Гарри. Вот, что он не мог взять, когда Джен покончила с собой. Когда убили отца. Вот оно, то, что ему нужно, что он не мог принять раньше. Но сейчас он нуждается в этом, бог видит, как он в этом нуждается.

Тоби зарывается поглубже в объятия, всхлипывает, а потом начинает рыдать. Он плачет, и задыхается, и позволяет потоку криков и слез хлынуть из его груди, через горло, в рот, а изо рта – в Келлера, позволяет ослепительному, обжигающему горю перелиться через край и затопить их обоих. Холли мертва. Еще одна могила. Его прекрасная маленькая девочка мертва.

В другом углу комнаты МакМанус и Глория Нэйтан наблюдают за ними в тишине и бессильно стискивают зубы.

*
Холли спит у него на руках, такая крошечная, нежная и светловолосая. Она дышит легко, кошмары наконец-то отступили. Мягкий вес ее тела на сгибе его локтя, солнечная прядь на лбу. Она все еще похожа на младенца, такая же невесомая, с тем же сладким запахом, словно тряпичная куколка у него на коленях. Нос пуговкой и темперамент напуганного щенка. Такая маленькая, такая израненная.

Есть что-то особенное в любви отца к дочери. Эта любовь необъятна, но абсолютно невинна по своей сути. Стремление защитить, уберечь, сохранить, а под всем этим – тонкая подкладка страха.

Мальчики, с которыми она будет встречаться, могут разбить ее сердце.

Слезы, которые потекут по щекам, когда вы будете ссориться, но ведь все эти ссоры – из любви. Она будет требовать свободы, а ты захочешь уберечь ее от беды. И вы можете сталкиваться, и не раз, пока она еще подросток, ты можешь ненавидеть эти куски железа, которые она вставляет в свое тело, краску на ее лице, на ее светлых волосах, но ты все равно будешь ее любить, потому что твоя дочь может постоять за себя.

В день свадьбы ты поведешь ее к алтарю. Вот что он себе представлял. Как-нибудь, когда-нибудь ты поведешь ее к алтарю. Ты будешь слушать, как она ругает шефа, горестно вздыхает из-за собственных детей, твоих внуков, и она вырастет прекрасней, чем ты когда-либо мог представить.

Но Холли не вырастет никогда.

На третий день Тоби открывает глаза во время переклички и не двигается, не может найти в себе сил. Келлер отгоняет охранников, как злобный пес, охраняющий свою сучку. Ха. Ленивой походкой возвращается в камеру, натягивает синюю майку, скрывая заплатки шрамов на спине.

Как-то раз Келлер рассказал ему об этом. Об операциях. Раздробленный диск в средней части позвоночника, там, где он ударился о землю. Пришлось заменить (металлический диск, Тоби, они поставили туда металлический диск). Хребет, армированный хирургической сталью, и даже два года спустя он все еще не совсем в порядке – по-прежнему не может найти равновесие.

Однажды они лежали в темноте, старая семейная пара Оз, и шептались об этом. Расскажи мне, как это было, Крис. Расскажи, как тебе было больно. Расскажи, как ты страдал. Расскажи о сломанных ребрах, об истощенных мышцах. Расскажи о дренажных отверстиях в спине, о мертвых нервах, об этой невыносимой усталости в костях. Расскажи, как долго оно заживало, как сильно чесалось.

Расскажи, как ты боялся, как ты боялся, что никогда не станешь прежним.

«Я никогда не буду прежним,» - шепчет Тоби.

«Ты что-то сказал?»

Сконцентрируйся на Крисе. Убийца Келлер.

«Чего они ждут?» - хрипло произносит Тоби, напрягая связки, которые не использовались уже несколько дней. Задыхаясь от пепла, переполняющего рот.

Крис подходит к койке, складывает руки и опирается на них. Выражение на его лице сумрачное и непроницаемое, лоб тяжел, как монолиты с острова Пасхи.

«Кто ждет чего?»

«Они. Охрана. Уже давно должны были вытащить меня отсюда.»

Короткое молчание.

«Я думаю, МакМанус шепнул им словцо-другое.»

МакМанус, милый МакМанус, так глубоко увязший в своем синдроме Милости Божьей. МакМанус, который сделал ему такие поблажки в последние два года, о которых он мог только мечтать, за которые он бы убил в первые два.

Давай, МакМанус, посмотри внимательно. Вот милостью божьей (и переизбытком мартини за многие годы) твое тюремное заключение. Твоя мертвая семья. Воспоминания о насилии и унижении, сломанные кости и пролитая кровь, твои собственные руки – руки убийцы, твой любовник-психопат.
Твоя вечность в аду.

«Чего он ждет?», - спрашивает Тоби.

Келлер взмахивает рукой.

«Он ждет тебя, Тоби. Другого тебя.»

Ах. Ну конечно.

МакМанус не уверен в шатком перемирии, которое длится вот уже два года. Он ждет, когда все развалится.

Он ждет, когда Бичер сорвется, когда Келлер отреагирует, когда люди начнут умирать.

*
Он не сходит с ума. Не выходит из-под покрова горя печально известным Безумным Бичером – ни гирек за поясом, ни ангельской пыли, бурлящей в мозгу, ни детских стишков, ни разбитого стекла, ни окровавленной плоти на зубах.

Тоби не сходит с ума, он начинает аккуратно удалять себя слой за слоем. Он копается в собственной человечности, просеивает моральные устои. То, что от них осталось после сделки с дьяволом – согласия на жизнь (без права на досрочное освобождение) с Крисом – но это было два года назад, и теперь нужно избавиться от остатков.

Не безумный… всего лишь немного дикий.

Чуть дольше паузы между словами. Чуть меньше сострадания к другим. Свежеприобретенная скука перед лицом мирских страданий, перед лицом тех, кого опускают вне твоего поля зрения, чуть меньше беспокойства о последствиях твоих собственных поступков. У него всего одна душа, и та покрыта синяками, окровавлена, искалечена, задыхается во тьме.

Ей поможет эвтаназия.

Время ускользает, день за днем в пастельно-бежевых тонах, как всегда, как должно быть. Чужие лица словно испачканы краской, он теперь один из старожилов, он, и Келлер, и О’Райли, и Альварес, и разве никто еще не заметил, как быстро умирают люди в Оз? Высокий оборот тюремного населения?

Присаживайтесь у костра, детки, мы расскажем вам историю. Новички поопытнее передают совсем зеленым сплетни, которые им самим кто-то рассказал в первый же день: это О’Райли, чертов распорядитель бала – с ним лучше не связываться. Это Альварес, холерик-латинос (как-то раз вырвал глаза охраннику собственными пальцами). А это КеллериБичер.

Не вздумай называть их пидорами, не подходи слишком близко и никогда, слышишь, никогда не трогай Бичера.

Келлер – бык с окровавленными рогами посреди Эм Сити, и слухи распространяются тут и там, переполненные подозрениями и преувеличениями. Келлер, у которого пальцы Мидаса; все, к чему он прикасается, умирает.

И Бичер… Бичер – единственная шлюха, которая не выглядит шлюхой. Калейдоскоп противоречий, мужчина на содержании и кошмар в одном лице. Другие заключенные смотрят на него и содрогаются, понимая, что время, отчаяние и кровь могут сделать с человеком. Человеком, который состоит из острых углов, ни намека на мягкость, ни следа реальности под ногами.

Потерянный. Не подлежащий прощению. Осужденный на пожизненное, зверь за решеткой, закаленный в горне основных инстинктов. Еда, сражение, секс.

По средам – консультации с Крисом и сестрой Пит. По субботам – посещения Гарри. Симметричные, одинаковые дни работы и секса, все на своих местах. Карты, шахматы, соленая еда, перемирие с О’Райли и держаться подальше от Альвареса и его мальчишек. Новый повелитель новой банды каждый второй вторник, но все замешано на уважении и дистанции. Уважайте друг друга и держитесь подальше, мать вашу.

Нет, Тоби не сошел с ума. Все кажется ему более ясным, чем когда-либо. Все эти годы, которые он провел, пытаясь быть лучше? Напрасно. Муравей, карабкающийся на Эверест. Он ярчайший, сияющий пример всего, что не так с этим миром, и черт бы его побрал, если он не подаст отличный пример.

Тоби ждет.

*
Пробуждение.

Обманчивый рассветный час перед перекличкой. Келлер все еще спит, распластавшись на нем. Тоби лежит тихо, неподвижно – прислушивается к шагам за дверями камеры. Проходит охранник, свет фонарика пляшет по стеклу. Пауза. Охранник опускает голову, луч скользит по двум телам, сплетенным на нижней койке. Он двигается дальше.

Особенное внимание, благодаря МакМанусу. Никаких драк, никакого секса… если только тебя не зовут Келлер или Бичер, в случае чего секс обычно предупреждает драку.

Мягкий вздох за спиной, ладонь на животе. Келлер сопит ему в шею. Просыпается. Длинные мышцы вытягиваются и сокращаются, кожа скользит по коже, легчайший след губ на затылке.

«Что случилось?» - бормочет Крис в полусне.

«Ничего,» - шепотом отвечает Тоби.

«Такая рань, детка. Спи.»

«Не могу.»

«Что-то не так?»

«Все.»

Долгое молчание.

Еще одно движение, пальцы, цепляющие пояс белья, опускающиеся в пах. Пытаются добиться реакции от вялого члена. Это утешение от Келлера, его специальный ответ на все странные ситуации. Тоби ведет себя загадочно? В депрессии? Трахнуть его.

«Прекрати,» - шипит он, раздраженный поглаживающей его рукой.

«Ну, прости.»

Рука убирается. Очередное долгое молчание, и напряжение за его спиной взвинчивается, усиливается. Убийца Келлер, его собственный заводной солдатик, закрученный, как пружина, готовый сорваться в любой момент. Постоянно.

Правило №1, установленное во время семейных консультаций звучит так: Говорите О Своих Чувствах. Но правило №23 – Не Пытайтесь Решить Проблему При Помощи Секса (без имен, Крис).

Тоби вздыхает и поддается рефлексам, выработанным на консультациях.

«Сестра Пит мне сказала. Его судебный процесс подходит к концу.»

Его зовут Терри Брэнсон. Биржевой маклер. Тридцать три года, отец двоих детей. Достаточно обеспечен, хорошо образован, сияющее золотое сокровище среди хороших парней, новый вид человека, застывшего на краю бездны. Где-то в четырех годах от регулярных измен жене с секретаршей и в пятнадцати – от замены секретарши шлюхами.

Алкоголик.

Удивительно, что Гугль может рассказать о человеке… просто научись читать между кодами.

«О,» - говорит Келлер.

О, да.

«Ты же понимаешь, что мы должны его убить, правда?» - спрашивает Келлер.

«Ага.»

«Нужно сделать так, чтобы он взбесил О’Райли,» - размышляет Крис. – «Тогда ему кранты.»

Тоби чувствует обжигающую волну признательности и любви. Удивительно, как могут измениться приоритеты. В тюрьме такой находчивый человек как Келлер – твой лучший друг, твое главное оружие. Стальное лезвие в ножнах твоей решимости.

Вот в чем разница между принятием прошлых проступков и ожиданием новых. Такого человека как Крис нельзя любить по частям. Нельзя любить его нежную сторону или его игривость, нельзя любить его соблазнительность или стремление защитить. Нужно любить его целиком – жажду крови и заговоры, обман и ненависть. Нужно любить его, выхаживать его, принимать его и одобрять.

Тоби нужно, чтобы кое-то умер; пришло время для одобрения.

*

МакМанус роняет на стол пачку сигарет, и значит, день будет одним из этих.

«Я полагаю, что ты уже слышал,» - говорит МакМанус и опускает жалюзи на окнах. Подходит к своему креслу, таким уставшим и опустошенным Тоби его еще не видел.

Они закуривают.

«Терри Брэнсона отправят в Оз. Если его осудят, он будет здесь,» - говорит Тоби.

«Что ты собираешься с ним делать?»

Тоби начинает раскачиваться на задних ножках стула, выпуская кольца дыма в потолок. Смотрит, как они распадаются в потоке переработанного воздуха из кондиционера. Позволяет молчанию растянуться ровно настолько, чтобы ощутить зуд.

«Ничего,» - наконец произносит он.

«Ничего?»

«После того, как Оз снова открыли, после того, как вернулся Келлер… я сказал тебе и сестре Пит. Я хочу жить в мире. Терри Брэнсон получит свое в основном блоке и без моего вмешательства.»

«Я тут думал… его покалечат в основном блоке.»

Тоби опускает стул на все четыре ножки, легкий сдвиг в силе притяжения. Он поворачивает голову, чтобы взглянуть на МакМануса (ты, что совсем охуел? Ты серьезно?), и сигаретный пепел падает на пол.

«Ты собираешься взять его в Эм Сити.»

Ответ читается прямо здесь, на мрачном лице МакМануса, стареющем лице человека, чьи надежды и мечты разбились о непроницаемую систему. Но железная уверенность все еще здесь, никуда не делась. Надуваем шарики, скоро будет еще один день рождения.

«Я совершил несколько ошибок, Бичер,» - тихо говорит он. – «По отношению ко всем. По отношению к тебе. Если бы я…»

… он давится собственными словами.

«Это твой второй шанс, Тим?» - презрительно усмехается Тоби. Он ощущает, как изменяется выражение лица, как блестят глаза и оскаливаются зубы, и МакМанус выглядит совсем грустным

Здесь милостью Господней…

«Я хочу, чтобы ты ходил на дополнительные консультации к сестре Пит. Разберись с переводом Брэнсона. Может, вы примете участие в совместной терапии…»

Тоби фыркает.

«Бичер… Тобиас. Я знаю, что это исключительно тяжелая ситуация. Но я хочу, чтобы ты вспомнил, каким был ты сам, когда попал сюда. Все плохое, что с тобой случилось, потому что никто… потому что люди, которые должны были помочь, не помогли.»

Вина опускается на МакМануса, горечь и раскаяние.

«Тот человек,» - произносит Тоби, поднимаясь со стула. – «Тот человек уже давно мертв, МакМанус. Похоронен рядом с женой и детьми.»

Он бросает догоревший окурок и рассеянно выходит.

*
Он ходит на консультации к сестре Пит и говорит все, что нужно сказать. Он устал от насилия, говорит ей Тоби. Он смирился со всем этим дерьмом, в которое его опускает жизнь, говорит ей Тоби. У него есть Крис, есть Гарри, говорит ей Тоби. Он хочет оплакать Холли без липких мыслей о Терри Брэнсоне, говорит Тоби.

Внутри он маленький, холодный и мертвый.

Каждую ночь Келлер принуждает его к безжалостной страсти, он трахает и трахают его. А потом, когда они лежат, втиснувшись на одну койку, в темноте раздается шепот, они говорят об убийстве.

Впервые Крис признается во всем. Он не убил троих студентов, он убил шестерых. Он рассказывает Тоби, как насиловал их, как пытал их, как он их убил. Он рассказывает Тоби о каждом убийстве в мельчайших подробностях.

«Нужно сделать тебя нечувствительным к этому дерьму, Тоби,» - однажды ночью говорит Келлер. – «Когда ты убил Метцгера, ты был не в своем уме. И Энди… ну, ты слишком мучился угрызениями совести потом. Это не дело.»

«Ты никогда не чувствовал вины?» - спрашивает Тоби, уткнувшись лицом в крепкий бицепс.

«Из-за тех ребят? Да. Я жалею, что убил их по неправильной причине, знаешь? Я убил их, потому что они были такие… яркие. Такие хорошенькие пидорки, довольные собой, и я хотел… Я хотел, чтобы они были уродливыми. Я хотел переломать им все кости.»

Келлер замолкает, размышляя об убийстве так, как это может делать только Келлер. Тоби понимает каждое невысказанное слово, каждый звук и паузы между звуками. Он убил их, потому что они были геями и это их не волновало, он хотел трахнуть их, но не мог относиться к этому спокойно, не чувствовал ни гордости, ни удовольствия, не казался себе ни ярким, ни красивым.

«Убийство из мести,» - наконец произносит он, - «Убийство из мести – это совсем другое дело.»

*
Правило № 47: Не Зажимать Тоби В Странных Местах, Потому Что Ему Неловко, И Терпению Макмануса Есть Предел, И К Тому Же Тот Новый Охранник – Гомофоб, А Медблок – Это Плохая Идея.

Они перестали рассказывать сестре Пит о правилах где-то около Правила № 30 (Крис Не Глотает, Ни-ког-да).

Тоби пытается отбиться от Криса в углу почтовой комнаты, почти в поле зрения охранника, глупо шепчет «Крис, Крис, сорок седьмое, Крис, прекрати мать твою», когда сестра Пит вихрем влетает в дверь, сплошь сексуальное строгое монашеское облачение и аромат роз.

«Тобиас,» - говорит она, награждая Криса неодобрительным взглядом. – «Тобиас, его переводят сегодня. Я только что получила список новоприбывших. Брэнсон. Он будет здесь сегодня.»

Она готова к любым трещинкам, к любым надрывам, к тому, что у него из ушей пойдет пар. Она готова принять его в свои любящие объятия, вскрыть горшочек эмоций.

Но это не он.

Келлер вынимает почту из руки Тоби, аккуратный пакет, подписанный мелким почерком сестры Пит, и исчезает. Тоби опирается на стену.

«И что?»

*
Терри Брэнсон – аккуратный человек в аккуратном тюремной одежде, накрахмаленной и неудобной.

МакМанус чувствует себя еще более неудобно.

Терри Брэнсон все еще свежий после приговора, а поскольку он внес залог, ему не пришлось провести ни единого дня в заключении, и это заметно. Он дергается и морщится от любого крика, любого шума, старается держаться подальше от резкого света и охранника у двери. Широко распахнутые глаза, та самая нервная улыбка, которую МакМанус видел на лице Бичера много лет назад.

«Я хотел встретиться с вами лично, потому что мне нужно объяснить сложившуюся ситуацию,» - говорит Тим, и пальцы Брэнсона сжаты до белизны.

«Ситуацию?»

«Как вы, наверняка, знаете, отец Холли Бичер находится здесь, в Оз,» - Тим ждет кивка, затем продолжает. – «Тобиас Бичер здесь, в Эм Сити, куда переводят вас.»

В глазах Брэнсона ни следа страха, потому что он еще не знает, что ему нужно бояться. Там есть болезненная вина и печаль, но чертов придурок, наверное, до сих пор думает, что рукопожатие и извинение решают все проблемы.

«Бичер – опасный человек, Брэнсон. Но он пообещал не причинять вам зла.»

«Не причинять зла… мне?»

Ты никогда не думал по-настоящему о том, что кто-то может попытаться причинить тебе боль, размышляет Тим. Ты просто никогда не осознавал это, несмотря на то, что оно заглядывало тебе в лицо. Никогда не думал, что мир действительно таков. Он уже знает. Он тоже раньше в это верил. Это было до пули, до заточки, до пары обвинений в сексуальных домогательствах.

«Просто… не ввязывайся ни во что. Не поднимай голову, ничего не показывай, держись подальше от банд. И Бога ради, прекрати улыбаться.»

*

С кем он, черт побери, вообще играет?

Естественно, это Крис, прижавшийся к его плечу, чтобы поглаживать и ласкать в свое удовольствие, Рибадо, стратегически расположившийся так, чтобы не видеть все манипуляции Келлера, но что это за хрен напротив?

Тоби щурится. Этот человек, муха в паутине, наверное, уже не один год провел в Оз. Питался тем же месивом, пропах той же вонью, ходил по тем же коридорам. Тоби его лицо едва знакомо.

Теперь все они – просто кляксы. Этот наверняка скоро умрет. Расходуемое население тюрем, систематически уничтожающее друг друга. Выживает сильнейший. Выживает безумный.

«Бич.»

Шипение Криса у самого уха – этого достаточно. Все тело Тоби напрягается, каждая мышца готова к движению. Смена караула. Он поднимает глаза, и это похоже на взгляд в зеркало прошлого.

Нервная суетность в тюремной одежде (никакого Армани поблизости), окутывающая его аура страха. Вот это и есть Терри Брэнсон со свежим маникюром. Среднего роста, слега пухлый, прядь темных волос спадает на привлекательное лицо, касается дрожащей челюсти.

Тобиас Бичер около 1997 года, выглядит слегка иначе, но достаточно похож.

Ходячий мертвец.

Брэнсон следует за своим спонсором через весь блок – за парнем, который может быть, а может и не быть его насильником к завтрашнему утру – плечи развернуты, потому что он еще не научился горбиться, походка ровная. В Оз ты можешь ходить двумя способами – развязно или торопливо – и наивный пижон узнает об этом не самым простым путем.

Они все узнают об этом не самым простым путем.

Брэнсон исчезает в своей камере (на верхнем уровне, подальше); неуверенно выходит снова, потерянный и одинокий, стоит на балконе. Запутавшийся. Оторвавшийся от своих. Лишенный всего, что было его жизнью, его миром, лишенный всего, что было когда-то его оружием. Состояние и голубая кровь ничего не значат, коллекция арабских наперстков и ложа в опере ничего не значат.

Твоя жена уже мертва для тебя, твои дети умирают один за другим.


Тоби совсем не удивляется, когда Брэнсон оказывается рядом, неуверенный и до отвращения ранимый. Он тянет время. Старается встретиться взглядами. Вежливо покашливает.

«Пас,» - недовольно заявляет Келлер, карты летят на стол.

«Я тоже,» - говорит Рибадо.

«И я,» - парень, чье имя Тоби не может вспомнить, присоединяется к остальным, встает и куда-то уходит. Тоби бросает свои отличные карты с презрительным фырканьем.

Брэнсон садится на освободившееся место, его взгляд рассеян.

«Мистер Бичер?»

Прошло уже немало времени с тех пор, когда Тоби последний раз называли «мистер.»

«Мистер Бичер, меня зовут Терри Брэнсон.» - пауза. – «Вы, наверное, уже знаете об этом.»

«Ты роняешь карты,» - говорит он Келлеру.

«Ты тасуешь по-своему, а я – по-своему,» - говорит Келлер, собирая колоду. Раздает.

«Мистер Бичер,» - произносит Брэнсон и вытягивает руку на столе, накрывая карты перед Тоби. – «Мистер Бичер, я просто хотел, чтобы вы знали… насчет… насчет вашей дочери. Мне так…»

Голова опущена, сотрясается от горя. Как будто это он – жертва. Как будто это он дрожит и подергивается на лобовом стекле, его жизнь тает в воздухе.

Тоби смотрит на протянутую руку, а потом очень аккуратно касается запястья. Он расстегивает дорогие часы и тянет за ремешок. Кладет украденные часы в карман.

Словно один человек, он и Келлер поднимаются и уходят.

*

О’Райли едва-едва выжидает неделю.

Бичер обладает неизвестно откуда взявшимся терпением, свойственным горам и материкам, но Райан чувствует легкое недовольство. Он хочет, чтобы время летело быстрее. Хочет развлечений. Хочет заполнить полости в пространстве.

Он до сих пор оглядывается через плечо, но Сирила там по-прежнему нет.

И так проходит неделя, он наблюдает за Брэнсоном. Прекрасный материал для шлюхи, думает Райан. Совсем как Бичер, но теперь этот сумасшедший ублюдок стал куда хитрее Шиллингера.

Ночь Первая. Брэнсона трахает его сокамерник. Ночь Вторая. Брэнсон в новой камере благодаря МакМанусу и комплексу вины, пропитавшему Эм Сити. Брэнсона никто не трогает, он спокойно спит на своей койке, но ранним утром его трахает в душе насильник из Ночи Первой.

Ночь Третья. Насильник из Ночи Первой сидит в яме, в камере Брэнсона никто не трогает, но клеймо шлюхи теперь повсюду, поэтому ни душ, ни спортзал, ни библиотека, ни другие уголки и закоулочки никогда уже не будут для него безопасными.

После Ночи Седьмой Брэнсон кажется изрядно потрепанным по краям, смазанным в середине. Он заведен, как тугая пружина, руки дрожат, плечи сгорбились над телефоном, взгляд украдкой обшаривает блок. Разговаривает с женой? Детьми? Неважно, все равно он пытается скрыть отчаяние в голосе.

Райан возвращается в свою камеру, просторную угловую камеру и ждет, когда Брэнсон начнет подниматься на второй уровень.

«Пс-с-с. Брэнсон, да?» - шипит он. На лице появляется самое лучшее, самое дружелюбное выражение Туристического Агента. Вот ваш билет, прямо здесь.

Брэнсон замирает, как олень в свете автомобильных фар, анус, наверняка, рефлекторно сжимается.

«Что?» - спрашивает Брэнсон. Готовый сбежать в любой момент.

«Все в порядке, чувак. Я все еще самый упертый гетеросексуал в Оз,» - говорит Райан. По-дружески подмигивает. – «Иди сюда.»

Брэнсон подходит осторожно, сомневаясь, оглядывается через плечо, так хочет доверять.

Они все хотят доверять.

Райан заманивает его в камеру, проверяет, нет ли поблизости охраны, опускается на нижнюю койку, проверяет, нет ли охраны, взмахом руки приглашает Брэнсона сесть.

«Я слышал, у тебя сейчас проблемы,» - говорит Райан, голос пронизан сочувствием. Если бы у него был хороший костюм и новый блестящий стол, он бы уговорил Брэнсона прокатиться куда угодно.

«Я не ожидал, что все будет так,» - осторожно говорит Брэнсон. Нервный, как молодой жеребенок.

«Послушай,» - произносит Райан, доставая из кармана косяк, так, мелочь, чтобы подтолкнуть к падению. Легкий толчок в нужном направлении, за который заплатил некто Тобиас Бичер, дражайший спонсор. – «Послушай, у меня есть кое-что, тебе станет легче. Здесь временами бывает жутко, я знаю. Хочешь?»

Он протягивает руку, предлагает спасение. Они выкурят его вдвоем, но Райан ни разу не сделает настоящей затяжки. Брэнсон будет слишком поглощен собственными страданиями, чтобы заметить это, будет поглощен миром и спокойствием, расслаблением всех зажатых мышц. И дальше все будет так просто, так гладко, совсем как с Бичером когда-то. Медленное приятное разложение.

Брэнсон колеблется, колеблется всего мгновение, а потом протягивает руку и берет косяк. Принимает свою судьбу.

Вы выбираете эконом-класс? Или бизнес?

*

Правило № 21. Не Обсуждать Личные Дела На Консультациях С Наркозависимыми, Потому Что Все Это Дерьмо Нужно Выворачивать Во Время Личных Консультаций, Кроме Того Никому Лучше Не Знать Лишнего.

Тоби знает, когда Райан О’Райли запускает принцессу в систему. Облачко грязного белого цвета, специально созданное, чтобы унести тебя подальше отсюда.

О, героин. Чертов героин.

С этой мыслью он приходит на консультацию для наркозависимых, где садится на один из стульев и не помогает Крису подняться по ступенькам, когда тот заметно напрягается, чтобы извернуть цельный, неподвижный кусок хирургической стали (прямо в центре спины) и подняться на сцену.

На этом самом месте, где Крис переводит дух, умер Шиллингер.

Приятные особенности в любовнике с искусственными деталями. Хочешь уйти? Просто пойди туда, куда неудобно добираться. Трудно добраться. Верхняя койка. Второй уровень в Эм Сити. Смотри, как Келлер пытается обхитрить солидный кусок стали в собственной спине.

Все рассаживаются, наркоманы и симулянты, и нет никакой разницы, если прошло достаточно времени. Райан подмигивает ему, потирает кончики пальцев во всемирно известном жесте, обозначающем наличность. За тобой должок.

«Кто хочет начать?» - спрашивает сестра Пит.

Долгое молчание.

«Мне хочется как следует вмазать.» - говорит Тоби.

Раздаются многочисленные вздохи. Кружок наркоманов, жаждущих дозы – даже если прошли уже годы.

«Иногда мне так хочется вмазать, что я чувствую это изнутри. Как язву. И это желание никогда не исчезнет.»

Понимаешь, причина этой жажды, причина вновь ожившего желания жит опасно, самая последняя и очевидная причина – то, что сегодня утром в душевую, где стоял Тоби, ввалился Терри Брэнсон, и это несомненно был самый обдолбанный человек в Оз.

Бичер посмотрел ему в глаза и увидел там героиновую дымку. Райан О’Райли во всей красе.

И Брэнсон, человек, которого наебал сам Всевышний, был до того обдолбан, что ему плевать было на стоящего неподалеку отца девочки, которую он убил – ему было не до того, он слишко усиленно пялился на свастику Тоби. А потом это козел, этот чертов кусок дерьма ткнул в нее пальцем и сказал, - «Что это?»

А потом он сказал, - «Можно мне мои часы?»

А потом он сказал, - «Из нее вытекло много крови.»

А потом он сказал, - «Прямо из головы.»

А потом он сказал, - «Я так надрался тогда, что мог думать только о том, сколько придется отдать за чистку.»

И теперь Тоби превратился в ослепительно-белый вулкан гнева, и он правда, честное слово, хочет вмазать, чтобы кайфовать, как Брэнсон этим утром. Как Брэнсон, наверное, кайфует и сейчас.

«Я просто хочу забыть. Ненадолго. Я просто хочу забыть обо всем, что со мной случилось с тех пор, как я попал в эту богом проклятую дыру.»

Келлер уставился на него в упор, одна нога ритмично подергивается, взгляд, словно раскаленная игла. Он выпрямляет свою армированную спину, наклоняется вперед. Раскрывает рот. Сестра Пит поворачивается к нему, ее глаза широко распахнуты, рот сжимается в тонкую линию, словно нелепая пародия на обозлившуюся тряпичную игрушку. Это предупреждение Келлеру (потому что сестра Пит совершенно определенно все знает о Правиле № 21).

Келлер закрывает рот и, надувшись, откидывается на спинку стула.

*

У Люцифера никогда не было такой отличной бороды.

Тоби аккуратно придает ей форму – бакенбарды и эспаньолка – когда Келлер заходит в камеру, заставляя героиновую язву сжигать его изнутри снова. Останавливаясь у него за спиной так, что половина лица отражается в зеркале.

Тоби напевает. Ловко орудует лезвием. Это нелегкий труд, но кто здесь, черт побери, даст ему нормальные ножницы?

Ха. Ха-ха.

«Ты действительно имел это в виду? Забыть все?» - спрашивает Келлер. Ощетинившийся в обиде, окутанный облаком неуверенности.

«Знаешь, на воле я никогда не ел в фаст-фудах. Раньше. Мы всегда обедали в хороших ресторанах. Никаких забегаловок даже в дороге. Если нужно было куда-то ехать на машине, мы брали с собой корзину для пикника.» - говорит Тоби. Поворачивает голову, решает, что слева не совсем ровно и снова наклоняется к зеркалу.

«Что?» - спрашивает Келлер, сдвинув брови.

«Я готов убить охранника за чизбургер,» - спокойно произносит Тоби.

Крис фыркает, подходит ближе. Прижимается к заднице Тоби, сжимает его талию, стискивает пальцы.

«Ты бы никогда не забыл меня, малыш,» - говорит Крис, - «Ни на минуту.»

«Нет, я бы не смог,» - успокаивает Тоби. Состригает лишние волоски.

Люби этого мужчину целиком, даже все крошечные ревнивые, собственнические, эмоционально зависимые его части. Крис Келлер, сплошное ходячее противоречие. Гомосексуалист в западне подавляющего гомофобного гетеросексуального рассудка.

Жаждущий. Желающий. Испуганный.

«Только не тебя,» - говорит Тоби. – «Просто все остальное.»

«Сначала нам нужно закончить начатое,» - говорит Крис. Трется, как огромный кот о задницу Тоби, покачивается и скользит, пытается спровоцировать.

Мерфи проходит мимо, нарочито глядя в другую сторону согласно приказам.

Тоби провожает Мерфи взглядом, и тут его посещает Отличная Идея.

«Ты знаешь, что было бы действительно забавно?» - говорит он. Лезвие замерло на полувзмахе, тело застыло, не закончив движение.

«Забавно в смысле забавно или забавно…»

«Забавно в смысле иронично,» - говорит Тоби. Он начинает смеяться, и в этом смехе нет ничего веселого.

Келлер внимательно смотрит на их общее отражение.

«Что?»

*

Сигареты на столе.

Значит, МакМанус хочет о чем-то поговорить, а ему нечего сказать.

Тоби закуривает, и никотин успокаивающим бальзамом ложится на душу. Словно черная смоляная мазь покрывает все открытые раны. Это порок, а сейчас любой порок сойдет. Любой порок успокоит безумствующую язву внутри.

«Брэнсон под кайфом,» - говорит МакМанус. Спина сгорблена, плечи опущены.

«И это меня касается? Каким образом?» - говорит Бичер.

В какой момент этой мыльной оперы, Тим, ты решил, что мне не все равно? В какой момент ты решил, что я – исповедник всех твоих неудач?

Тоби не произносит это вслух, но усиленно отправляет эту мысль в спину Тима.

«Сестра Пит отказывается с ним разговаривать. Отказывается помочь.»

И молчаливое продолжение: потому что он убил твою дочку.

«Пожалуйста, поговори с ней,» - заполняет тишину МакМанус. Тишину длиной в семь слогов. Пятнадцать согласных. Двенадцать гласных. См. выше.

«Нет,» - говорит Бичер, и слова словно поднимаются из самой черной части его души.

«Пожалуйста, помоги,» - говорит МакМанус.

«Почему?» - спрашивает Тоби.

«Потому что никто не помог тебе.»

Пауза.

«Произнеси это, Тим,» - говорит Бичер ему в спину.

«Потому что я не помог тебе.»

Бесконечное молчание, поместившееся в несколько секунд.

«В таком случае…» - говорит Бичер.

МакМанус оборачивается.

«Нет. Сам помогай.»

Тушит окурок на столе, прямо посреди бумаг.

Тоби выходит.

*

Это Специальный Рецепт О’Райли, но ты не найдешь его нигде. Никогда не закажешь с гарниром из мамалыги, и официантка в дешевом персиковом полиэстере никогда не принесет тебе добавки.

Специальный Рецепт О’Райли. Героин. Немного ангельской пыли. Еще какая-то дрянь, которую он, скорее всего, выскреб из коробки с крысиным ядом. Неважно.

«Внимание,» - говорит Крис, сидящий рядом, и Тоби бросает карты на стол.

О’Райли машет со второго уровня, и Тоби отслеживает его взгляд, пока не упирается в Брэнсона, неуклюже спускающегося по ступенькам, офигевшего от мощной дозы. Симпатичный маклер изменился за месяцы, проведенные в Оз. Изнасилованный, а потом пристрастившийся к наркоте, каждая доза из рук О’Райли оплачена Бичером, слишком обалдевший, чтобы сопротивляться, когда хищники уводят его в темные уголки и трахают там. Насилуют. Используют. Чертова грязная шлюха.

Темная прядь на лбу стала тусклой и жирной, слишком длинной, закрывает его побледневшее лицо. Походка не развязная, не торопливая, а спотыкающаяся, как у обдолбанного торчка. Любой порок сейчас подойдет. Когда у тебя ноет задница, все, что можно засунуть в ноздрю, подойдет.

Брэнсон бесцельно шатается по блоку, и Тоби, как бы между прочим, подходит к обалдевшему выродку.

«МакМанус,» - тихо произноси Тоби. – «МакМанус точно знал, что с тобой случится, ты в курсе?»

Брэнсон смотрит на него, покрасневшие глаза не мигают, зрачки сжались в маленькие жесткие точки. Черные алмазы.

«Чё?» - еле выговаривает Брэнсон.

Героин. Ангельская пыль. Почти чистая, пока О’Райли не начал играть в алхимика. Не добавил еще каких-то ингредиентов. Судя по всему – немного кокаина.

«Он поимел тебя, Терри. МакМанус. Он перевел тебя сюда специально, перевел в Эм Сити, потому что знал, как ты будешь страдать здесь с первого же дня.» - говорит Тоби. Смотрит на часы – часы Брэнсона.

Ты трахаешь человека, ты давишь не него гневом и унижением, ты лишаешь его семьи и состояния, ты пичкаешь его до отказа наркотой, и человек превращается в бочонок с порохом. Пушечное ядро. Задай нужное направление и зажги спичку.

«МакМанус сделал со мной то же самое. Ты видел клеймо у меня на заднице, Терри, знаешь откуда оно? Появилось, когда один нацист начал трахать меня, потому что МакМанусу было наплевать,» - говорит Тоби, его голос мягок и дружелюбен – понимающий голос. Теперь он ведет Брэнсона к ступенькам. – «Ему и на тебя наплевать. Он знал, что тебя будут насиловать.»

Крис сказал: любой симпатичный чистенький паренек сядет на твой байк, если ты будешь говорить с ним по-хорошему.

Крис сказал: даже когда ты увозишь их в лес, они все равно не подозревают об опасности, если ты говоришь с ними по-хорошему.

Крис сказал: они даже позволяют тебе связать их чертовы руки, если ты все еще говоришь с ними по-хорошему.

Вот чем ты разбавляешь наркоту. Вот как ты заставляешь его подняться по ступенькам в этот кабинет. Просто разговариваешь с ним по-дружески, спокойно и серьезно, иногда ободряюще улыбаешься. Делаешь вид, что это реальность. Что это его реальность.

Героин. Ангельская пыль. Кокаин. Экстази. Спиды. Крысиный яд. Смешай все это и говори по-хорошему.

«Он здесь. Прямо здесь, вверх по лестнице. Он хотел, чтобы тебя изнасиловали, хотел, чтобы с тобой произошли все эти ужасные вещи,» - говорит Тоби. Подталкивает Брэнсона к первой ступеньке. Вкладывает в его руку заточку, сделанную из кроватной пружины, и заглядывает в глаза.

За дымкой, за черными бриллиантами зрачков в Брэнсоне зреет дьявольский, сумасшедший гнев.

«МакМанус?» - выплевывает Брэнсон.

«Конечно,» - говорит Бичер.

Брэнсон поднимается по лестнице. Бичер возвращается к своим картам.

Он как раз садится, когда раздается нечеловеческий вопль. Потом – крик МакМануса. Мерфи бежит. Грохот, еще один вопль, а потом Брэнсон падает на окно из плексигласа. Оставляет кровавый потек. Снова бросается. Крики, топот охраны. А потом Мерфи добегает до двери и останавливается, потому что слышен тяжелый звук падения, какой бывает только если падает мертвое тело, а потом все затихает.

Охрана объявляет изоляцию, но Бичер ждет. Келлер стоит рядом, они оба ждут. О’Райли на втором уровне, они все ждут.

Тим МакМанус вываливается из кабинета, покрытый кровью, и роняет заточку.

*

Райан О’Райли сказал: у Брэнсона будет пять, может, десять минут, пока он еще сможет двигаться. Делай, что нужно сделать.

Райан О’Райли сказал: парень будет не в себе настолько, что не сможет отличить черное от белого.

Райан О’Райли сказал: через пять, может, десять минут он все равно упадет замертво, но до тех пор не остановится ни на секунду.

Бичер ходит по камере, пока еще горит свет, и не улыбается.

Крис сказал: МакМанус легко выхватит заточку. Проще простого.

Крис сказал: МакМанусу придется пырнуть Брэнсона, это самозащита.

Крис сказал: Брэнсон будет бросаться на него снова и снова, поэтому МакМанусу придется пырнуть его еще раз. И еще.

Бичер ходит по камере и не улыбается, но внутри он сияет. Радиоактивное тепло убийства. Жажда крови. Триумф охотника.

Охрана выключает свет, и внезапно Крис прижимается к нему сзади, толкает его на стеклянную дверь, трется о него членом.

«Черт побери, детка, это было так круто, так круто, детка…» - произносит Крис. Практически вгрызается в его шею. Рука нашаривает застежку на штанах.

Тоби толкается ему навстречу, протягивает руку к бедру Келлера, пытается контролировать движения, сделать их медленней, сильнее, лучше.

Его тянут на нижнюю койку, Крис забирается следом, его руки повсюду. Они трахаются, яростно, дико спариваются, и это хорошо, это так хорошо, и по всему блоку раздаются подбадривающие крики, Крис растягивает его пальцами одной руки, сплевывает в другую и смазывает слюной член.

Поцелуй душит Тоби, когда в него входят, проникают, вбивают в матрас – вот, что случилось бы, если бы львы в саванне потеряли самок, один альфа-самец трахал бы другого, потому что Тоби не чувствует себя сукой сейчас, когда ему так хочется этого, когда он заполнен до отказа, растянут, когда ему жарко, и он задыхается от пота, от собственной спермы, расплескавшейся по животу, скользящей между ними, когда Крис кричит, содрогается и падает на него… и они сплавлены друг с другом.

Чуть позже, пока они еще не сдвинулись с места, мимо проходит охранник. Луч света пробегает по ним, двигается дальше. Все благодаря МакМанусу, милому идиоту МакМанусу. Милостью божьей…

Тоби хихикает в темноте.

«Мы это сделали, малыш,» - шепчет Крис. – «Тебе легче?»

«Да,» - шепчет Тоби в ответ. – «Да.»

В нем не осталось ни следа человечности. Если ты любишь человека, подобного Крису Келлеру, тебе приходится любить его целиком. Нуждаться в нем полностью. Принимать его полностью. Если ты любишь Убийцу Келлера, оставь надежду на искупление. Прекрати карабкаться на Эверест. Прекрати быть лучше, чем ты есть.

Будь тем, кем ты должен был быть с самого начала.

Правило № 5. Общий Опыт Укрепит Наши Отношения.

*

В конце концов с МакМануса снимают все обвинения. Смерть Терри Брэнсона наступила в результате многочисленных колющих ранений, но он проглотил такой смертельный коктейль, что все равно бы умер от удара минутой позже. МакМанус прокатывает на самозащите.

Он больше не предлагает Тоби сигареты. Больше не может смотреть на Эм Сити по-прежнему. Больше никаких чертовых дней рождения. Тоби больше не чувствует спиной его взгляд, потому что МакМанус наконец избавился от синдрома Милости божьей.

Тоби хорошо спит по ночам, день за днем в пастельно-бежевых тонах, и видит Холли, уснувшую у него на руках, солнечная прядь на лбу.

@темы: рекомендации, перевод, Chris Keller, Tobias Beecher, фанфикшн

---

Отрава (Poison), автор: Mandy, перевод: in between days

[Augustus Hill]

Оригинал: "Poison"
Автор: Mandy aka geneticallydead
Пейринг: Бичер/Келлер
Переводчик:  in between days
Рейтинг: R

Отрава

«Я любил алкоголь, я любил героин, но мне пришлось оставить их, потому что они были отравой. Смертью. Ты смерть. Позволь мне жить.»
«Я не могу.»

-Бичер и Келлер. Exeunt Omnes

«Я любил алкоголь, я любил героин, но мне пришлось оставить их, потому что они были отравой. Смертью. Ты смерть. Позволь мне жить.»
«Я не могу.»

-Бичер и Келлер. Exeunt Omnes


Падение. Поворот в воздухе, столкновение со стулом, и он ударяется – изогнутой спиной – на лице появляется грустная улыбка, а потом он теряет сознание. Райан О’Райли на корточках, косится наверх с ненавистью и злобой.

Охрана оттаскивает Бичера прежде, чем появляются медики.

*

«Он отказался давать показания против тебя, но свидетелей так много, что окружной прокурор все равно предъявит обвинение.»

Голос доносится до Тоби словно издалека. МакМанус, перевозбужденный от стресса, ведет себя, как настоящий торчок, постоянно трет подвижное, как будто резиновое, лицо. Четыре месяца – и все эти изменения, эта дрожь в его повадках.

«Если бы он дал показания в мою пользу, все бы уже закончилось,» - с горечью произносит Тоби. – «Я не толкал этого ублюдка.»

«Я знаю, Бичер, я знаю. Сестра Пит и я будем выступать на твоей стороне,» - говорит МакМанус. Напыщенные слова.

«Как там, кстати, сам Келлер? Ходить будет?»

«Да,» - говорит МакМанус. Смятая сигаретная пачка появляется на свет из его кармана, пара сигарет вываливается на стол. МакМанус вкладывает одну в скованные руки Тоби. Они оба закуривают, хотя ни один не из них раньше не баловался никотином. – «Врачи говорят, что есть определенные повреждения нервной системы, но спинной мозг не пострадал. Ему повезло, что он жив.»

Тоби фыркает, и они угрюмо улыбаются. Кладбищенский юмор.

«Мне тоже повезло. Я не отправлюсь в камеры смертников. Просто получу пожизненное.»

Долгое молчание. Сигаретный дым извивается в воздухе.

«Оз скоро откроют.» - говорит МакМанус, как будто только ради этого он тащил свою задницу к Бичеру в Рикерс. – «Я, естественно, хочу, чтобы ты вернулся в Эм Сити.»

Естественно. Тоби – зэк, перед ним маячит черное дуло пожизненного заключения в тюрьме, но это будет хорошая тюрьма. Естественно.

«Квернс возвращается?» - спрашивает Тоби. МакМанус кивает. Вежливая беседа – какая прелесть.

«Бичер… Келлер тоже вернется.»

Ах, вот оно. Острое лезвие, испачканное в его собственной нечистой крови. Эй, вы все, запишите на стене. Жизнь – дерьмо.

«Твою мать,» - произносит Тоби с преувеличенной четкостью.

«Да,» - говорит МакМанус. Он продолжает кивать еще долгое время после того, как слова рассеиваются в воздухе.

*

Проходит еще несколько недель, и Тоби выводят из жалкой пародии на школьный автобус – можно подумать, в нем хоть раз ездили дети. На какое мгновение его окутывает солнечный свет, а потом снова поглощает разверстая пасть Оз. Тут и там мелькают знакомые лица, снова собранные из разных тюрем по всем соседним штатам, как жутковатая встреча выпускников. Вместо таблички с именем у него есть номер.

Он проходит процедуру приема – как мясо в мясорубку – и вот он уже снова в Эм Сити, и это почти облегчение после сумерек общего блока в Рикерс. Все то же, все те же.

Райан О’Райли опирается на перила в том самом месте, с которого Келлер совершил свой блестящий полет. Он оскаливает зубы и сплевывает прямо на Бичера, но промахивается. Тоби адресует ему грубый жест, исчезая в своей камере.

Дом, милый дом.

*

Время проходит. Крошечные капли воды падают на него снова и снова, медленно сводя с ума. Бичер отправляется на заседание суда в своем лучшем костюме, крепкие мускулы, появившиеся в тюрьме, распирают ткань на плечах. И хотя он встает, когда положено, и Да, Ваша честь, Нет, Ваша честь, и это его идеальный адвокатский тон, вряд ли хоть кто-то из присутствующих может не заметить в нем зэка.

Его обвиняют в попытке убийства и нападении с применением физического насилия, несколько надзирателей свидетельствуют против него, преднамеренно или нет, потому что видимая правда уж слишком похожа на то, что Бичер толкнул Келлера. Сестра Мари встает и подтверждает, что их отношения были взрывоопасными, Келлер был непредсказуем, но в конце концов все, кажется, работает, против него.

Келлер не дает показаний, но окружной прокурор освещает все иначе, искажая правду. Несчастный Крис Келлер, который боится давать показания против своего сумасшедшего бывшего любовника (ну, вы в курсе, что он откусил одному парню член), боится последствий в замкнутом пространстве Оз.

Бичер советует МакМанусу не настаивать на своем.

На этот раз Тоби не испытывает ненависти к судье, скучающему лысому старику на своем величественном посту, хищной птице, обряженной в черное и вооруженной молотком. Он ненавидит окружного прокурора, хитрого, пронырливого сукина сына, который с радостью засудил бы Келлера до электрического стула, если бы главный свидетель (т.е. Тоби) не попытался убить подозреваемого.

Предложение агента Тейлора о даче показаний в обмен на досрочное освобождение оказалось – как странно – недействительным.

И в свете его предыдущих – кхм – проступков, в свете того, что он нарушил условия досрочного освобождения и странной истории со внезапным исчезновением всего Арийского Братства в Оз, в свете трагической гибели Макбета, захватившего с собой на тот свет Верна Шиллингера (что теперь кажется крайне подозрительным и требует дополнительного расследования)…

…в свете наркотиков, и секса, и насилия, и ненависти, и страха…

…Тобиас Бичер объявляется виновным, несмотря на то, что «жертва» его преступления так и не выходит на сцену. И пусть сестра Пит молится снова и снова, пусть МакМанус (усталый и размякший за годы испорченных дней рождений, Саид, черт подери, все-таки рассказал ему об этом) лично отправился к Келлеру и вернулся, качая головой, и пусть все старались сдвинуть ради него землю и небеса, Тобиас объявляется виновным. Потому что никто не может сдвинуть Бога.

Пожизненное заключение без права на досрочное освобождение.

*
Время и рутина не приглушают гнев, всего лишь скрывают его. Обрывки воспоминаний и здравого смысла скрываются среди удушающей скуки, прячутся под месивом на подносе Тоби, и он питается собственной ненавистью, теряя ее в системе пищеварения. Его ярость распределена по мельчайшим выступам и щелям в Оз – кусочки в файлах сестры Пит, капли остаются на стенках сортира каждый раз, когда ему нужно отлить, скрываются, как отпечатки пальцев, на страницах книг, которые он перечитывает снова и снова.

Поэтому в тот день, когда Кристофер Келлер, шаркая, заходит в столовую, вилка Тоби замирает лишь на долю секунды. Он снова опускает глаза к подносу и продолжает есть.

Он даже не удивляется, когда чей-то поднос со стуком отпускается на стол напротив него, и Келлер сутулится на скамье. Он неловок, замечает Тоби, двигается так, словно не уверен, как теперь действуют его руки и ноги, как будто в больнице его перезагрузили. Ирония происходящего почти заставляет Бичера засмеяться.

«У меня чесалась нога,» - как бы между прочим заявляет Крис. Он начинает есть – медленно жевать, и говорит, не проглотив пищу. – «На мне весь этот гипс, и чешется нога. Один раз мне удалось уговорить медсестру пошуровать там вязальной спицей, но ее перевели в другой блок, и остались только трусливые соплячки. Я лежу там со сломанной спиной, половина костей – в щепки… и что, они думают, я могу сделать? Убить взглядом?»

Тоби наконец отрывается от подноса, смотрит в усталые глаза Келлера, его изможденное лицо. Он отводит взгляд в сторону – МакМанус стоит за стеклом и следит за ними – снова смотрит на Келлера, и видит, как перед ним разворачивается все его будущее.

Он видит соперника куда более опасного, чем Шиллингер, он видит целую жизнь мелкой мести, и заговоров, и ненависти, кровь, растекающуюся, словно масло, из года в год. Бесконечные часы в яме, МакМанус, бьющийся головой о стену, горы трупов, непонимающий и печальный взгляд сестры Пит сквозь стекла очков. Он и Келлер – ненавидящие друг друга слишком сильно, чтобы сосуществовать вместе, желающие друг друга слишком сильно, чтобы просто пырнуть заточкой и покончить с этим. Год за годом, пока они не станут стариками, бросающими друг в друга шахматные фигурки.

Или же вариант Б.

Бичер вспоминает все слова, которые он вынашивал под сердцем, все концепции прощения, которые, ему казалось, он уловил, терпеливые наставления Саида, пронизанные сомнением, потому что он не понимал до сих пор, до этого самого момента. Здесь, в месте, которое глубже любого ада, Тоби чувствует на плече руку Бога. Прощение.

«Надо было менять почесывания на удары.» - говорит он Келлеру.

Он позволяет крохотной улыбке изогнуть уголок его рта. Крис улыбается в ответ.

*

«Ты хочешь что?»

Сестра Пит сидит с открытым ртом, кажется, что отвисшая челюсть вот-вот с грохотом покатится по полу.

«Я хочу, чтобы вы начали консультировать меня и Криса,» - повторяет Тоби.

«Тобиас…» - она снимает очки. – «Мы знакомы уже несколько лет. Я видела, как ты уходил туда, откуда не всегда возвращаются. И это, наверное, единственный случай, когда мне приходится задать тебе следующий вопрос: ты что, спятил?»

Он смеется, звук выходит сухим и дребезжащим.

«Я целиком и полностью за то, чтобы жертвы поворачивались лицом к своим обидчикам, ты же знаешь. Но Тоби… я думаю, что на этот раз не стоит даже начинать. Из-за Келлера ты обречен на пожизненное заключение!»

«Я знаю, знаю, сестра Пит, но… мой приговор уже оглашен. Вероятность опровержения близка к нулю. Чтобы обвинить меня, им не нужен был Келлер, и одного его слова было бы недостаточно, чтобы изменить ход дела. Мы испортили друг другу репутацию свидетелей, заслуживающих доверия.» - говорит Тоби. – «И вот я здесь, до конца своих дней. И Крис тоже здесь, до конца его дней. И знаешь, Пит… Мне не нужен еще один Шиллингер. Если уж мне придется провести свою жизнь здесь, я хочу, чтобы она была настолько спокойной, насколько это возможно. Мне нужно, чтобы Крис… нужно, чтобы он был моим другом.»

«И ты думаешь, что консультации помогут?»

«Нет. Я думаю, что прощение поможет. Мне нужно…» - слова, колючие и неуклюжие, на удивление легко выходят наружу. – «Мне нужно простить его. Мне нужен он.»

Сестра Пит разрывается на части, все ее чувства на виду, этика психолога борется с монашеским пониманием греха.

«Это единственный способ, сестра,» - говорит он. – «Если не будет любви, между нами останется только ненависть.»

Скандальная ирония происходящего – только здесь, окунувшись в грех и слизывая кровь со стен, Тоби может найти благодать.

Давно пора.

*

Мельчайшие перемены в Оз нужно согласовывать с руководителями блоков. МакМанус слушает Питер Мари, но его взгляд останавливается на Бичере.

«Ты чертов псих.» - говорит МакМанус.

Тоби пожимает плечами.

*

По какому-то извращенному капризу вселенной Крис начинает работать в почтовой комнате. Тоби узнает об этом, когда Крис неторопливо заходит в офис сестры Пит, бесшабашный, расхлябанный. По странному совпадению монашка отсутствует. Рука судьбы, спрашивает себя Тоби, или Убийцы Келлера?

«Бич,» - просто здоровается Крис, опершись бедром на дверной косяк.

«Келлер.»

«Сестра Пит мне рассказала. Ты устроил эти консультации.»

«Да.»

Пять лет любви и ненависти превращаются в туго натянутую резиновую ленту между ними – она должна привести их друг к другу или разорваться навсегда. Тоби делает оборот в кресле, оно издает тот самый скрип, от которого он намеревался избавиться уже целую вечность, Убийца Келлер стоит у стены, как пьяная марионетка. У большинства мужчин центр тяжести находится где-то в районе солнечного сплетения – в случае Келлера он определенно там, где его член. Сломанные кости и раздробленные позвонки сделали его чуть неуклюжим, похожим на заводного солдатика, но сексуальная притягательность до сих пор сочится из каждой поры.

«Мог бы помочь мне снять обвинение,» - говорит Тоби.

«Я им был не нужен, ты же знаешь, Бич.»

Это правда. От окружного прокурора провода тянутся прямо к мэру, который отсасывает новому губернатору, а после махинаций Девлина новый девиз штата – Утопим Преступников В Их Собственном Дерьме. Обвинители уделали бы любого присяжного, и даже если бы Келлер заявил в мегафон перед лицом Господа и государства, что он серийный убийца, психопат и сам бросился с балкона, приговор все равно прозвучал бы – так или иначе.

Тоби – преступник. С точки зрения честного, богобоязненного гражданина преступники никогда не исправляются, выплачен их долг обществу или нет. Слово Келлера в их среде теперь и гроша ломаного не стоит.

«Ну, я теперь заведую почтой.» - говорит Крис, сияя от удовольствия. Он бросает письма на стол сестры Пит.

«Держись подальше от подозрительных банок.» - говорит Тоби.

«Ага,» - фыркает Келлер. Он лениво заходит к комнату, зацепив большой палец за пояс штанов, сползающих на бедра.

«Ты согласен?» - спрашивает Тоби.

«На что?»

Крис сосредоточен, но не на разговоре, его руки опускаются на спинку кресла Тоби так, что он наклоняется над ним, нависает совсем близко, нос к носу, и Бичер больше не может различить, чей именно пульс отдается в его ушах, что за слова он собирается произнести, потому что он пересох от жажды, как пустыня, и стакан мартини практически сидит у него на коленях.

«Ну… это… консультации…»

О да. Очень внятно.

«А-а.»

Щетина царапает щеку, трется; его помечает огромный кот. Закрытые глаза.

«Я серьезно. Больше не… никаких… никаких подстав.»

Едва ощутимое прикосновение нежных губ к уголку его собственного рта, нос, утыкающийся в скулу; Кристофер Келлер пахнет дешевым дезодорантом, пылью, и бумагой, и о Боже, клянусь всеми святыми, немножко пахнет спермой.

«Как… семейные консультации?»

«Да,» - говорит Тоби, его мозг скачет вслепую в кромешной тьме, пытается уловить нить разговора.

«Так значит… сначала разговор, потом заточка?»

Легкие усмешки на лицах обоих.

«О господи! Келлер, слезь с него!»

Сестра Питер Мари вернулась, где бы она до этого ни пропадала. Келлер, известный своим пренебрежением к представителям власти, отстраняется медленно, молекула за молекулой, и Тоби остается сидеть, вспотевший, запутавшийся, возбужденный.

«Увидимся, сестра,» - говорит Келлер и исчезает, махнув рукой.

«Он тебя принуждал?»

Он моргает. Сестра Мари стоит над ним, уперев руки в бедра, преисполненная возмущения.

«Нет. Нет, ничего подобного.»

Тяжелый вздох.

«Тобиас, ты ему позволил?»

Позволил, как будто у него был выбор; или позволил, как будто он не призывал к этому; или позволил, как будто он не хотел этого, не нуждался, не жаждал больше, чем героин, потому что героин никогда не нуждался в нем. Больше, чем зависимость, больше, чем принуждение: имя Криса Келлера вытатуировано у него на хребте, и чернила текут в каждой вене.

«Я не уверена, что хочу тебе помогать,» - говорит Пит, и каждый слог пронизан болью.

«Если вы не поможете, прольется кровь.» - спокойно произносит Тоби, со скрипом разворачиваясь к компьютеру. – «Это неизбежно.»

*

Консультации.

Тяжелые и недоверчивые взгляды через всю комнату, и кресла с продавленной обивкой, в которых ты, вроде, должен расслабиться, но никак не удается. Сестра Пит и ее глубокие печальные вздохи (ты уверен, Тоби? Ты уверен?), бумага, с явной неохотой передвигаемая по столу.

«Мы собрались здесь, чтобы… разрешить проблемы, возникшие между вами двумя. За пять лет знакомства между вами было много насилия – от которого пострадали и другие люди. Ради разрешения этих проблем все, что будет сказано в этой комнате, останется конфиденциальным. Поэтому можете обсуждать… вопросы… без страха обвинения. Кто-нибудь хочет начать?»

Крис поднимает руку, как школьник, нетерпеливый и честный.

«Крис.»

«Ну…» - он смотрит на Тоби жаркими, темными глазами. – «Я люблю тебя, Тоби.»

«Это мы уже знаем, Крис.» - говорит сестра Пит. Она старается не закатывать глаза. – «Что-нибудь еще? Честность, Крис, именно честность укрепляет отношения.»

Долгое молчание.

«Я подставил тебя с досрочным освобождением.»

Сердце заходится, в груди нарастает ярость. Дыши, думает Тоби, просто дыши и работай над этим. У тебя впереди целая жизнь.

«И я подменил заточки во время выступления.»

Сестра Пит резко втягивает воздух.

«Я отправил посылку для Арийцев. Я сделал это для тебя. Чтобы они больше никогда тебя не беспокоили.»

Побелевшие костяшки пальцев. Он знал, конечно, он знал, но Келлер не должен был произносить это вслух, потому что это становилось реальным, а он до сих пор хватался за выдуманную реальность, прижимался к ней в темноте, чтобы почувствовать себя живым. Правде не место в Оз, но именно поэтому все пошло по пизде с самого начала.

«Я убил много людей. Для тебя,» - продолжает Келлер, горло конвульсивно сокращается, он смеется, и смех его горек. – «Я даже пытался убить себя – ради тебя.»

«Тебе не нужно было умирать, Крис,» - говорит Тоби в наступившей тишине.

«И жить без тебя? Я не хочу, Тоби, никогда. Я не хочу жить вообще, если тебя нет рядом.»

И в этом вся правда, как пустая пуля, разлетающаяся на осколки. Осколки, которые уже пронизали все его органы, закрались в каждую кость. Келлер сделает что угодно, с кем угодно, только чтобы не расставаться, будет убивать, и калечить, и лгать, и манипулировать, чтобы не расставаться, и как можно завязать с алкоголем, если все, к чему ты прикасаешься, пропитано им насквозь?

«Ты подставил его, Келлер. Ты сделал все, чтобы это выглядело, словно он тебя толкнул.» - говорит сестра Пит.

«Я хотел, чтобы ты страдал,» - говорит Крис. – «Я хотел, чтобы ты страдал, как страдал я.»

Боль, почти материальная, поток в воздухе, замешанный на страстях из их жизней.

«Это все, что мы когда-либо делали. Страдали друг за друга, по вине друг друга.» - говорит Тоби. – «Я больше не хочу. Если мне придется провести здесь вечность, я хочу провести ее спокойно. Не надо, Крис. Больше никакой крови и насилия. Мы с этим разберемся, понимаешь?»

«Я хочу вечность, Тоби. Я хочу вечность с тобой.»

Между ними нет ни времени, ни пространства, Келлер пересекает комнату и нависает над ним, прежде чем сестра Пит успевает произнести хоть слово, и Тоби прижат к креслу сильными, большими руками, губы раздвигаются с силой, языки сплетаются в пародии на секс, и ему хорошо, он чувствует, что вернулся домой.

Он остается в кресле, задыхается, надзиратели оттаскивают Криса, и он слизывает каплю крови.

*

МакМанус, Мукада и Пит заперлись в комнате, пропитанной сигаретным дымом и неверием.

«Келлер сопротивлялся всю дорогу к яме и, судя по всему, до сих пор продолжает звать Бичера – уже шестой час.» - говорит сестра Пит. МакМанус фыркает, наливает себе еще на два пальца.

«Иногда я задаюсь вопросом: о чем думал Бог, когда сводил этих двоих вместе,» - произносит Мукада, подкуривая очередную сигарету от предыдущей.» - «Это ненормально.»

«Аминь,» - говорит МакМанус. – «Скажи мне, почему я должен перевести Келлера в Эм Сити, Пит. И пусть у истории будет хэппи-энд.»

«Ты сам прекрасно знаешь, что они убьют себя на пути друг к другу.»

«В этом есть смысл,» - говорит Мукада. Он пожимает плечами в ответ на подозрительные взгляды. – «Шиллингер мертв. Арийцы мертвы, а также Саид, и Хэнк, и Эндрю Шиллингер. Все, кто когда-либо становился между этими двумя, мертвы – и с чего начинались все их проблемы? Другие люди заставляли их подозревать и не доверять. У Бичера нет шансов на досрочное освобождение, а Келлер будет глубоким стариком задолго до того, как ему придется хотя бы задуматься об этом. Они оба осуждены на пожизненное. Мы можем дать им это. Чтобы поддержать спокойствие.»

«Я ничего не могу поделать, но мне кажется, что Тоби не видит другого выбора. Он соглашается на отношения с Келлером, чтобы упростить себе жизнь,» - говорит Пит, и недовольство горит в ней, несмотря на все годы, проведенные в Оз.

«Ну и что?» - говорит МакМанус. Он закуривает очередную сигарету, поднимает ее к лицу так, что уголь всех его ошибок впечатывается в сетчатку. – «Он ведет себя практично. Келлер никогда не отступит.»

«Это очередная зависимость,» - говорит Пит.

«Это меньшее из зол.» - произносит Мукада. – «Бичер всегда найдет что-нибудь, чтобы утопить свои печали. Келлер может оказаться самой безопасной отравой.»

Философское молчание.

«Келлер останется в яме на три дня,» - говорит МакМанус. – «Когда он выйдет, я запрошу его перевод в Эм Сити.»

*

Партия в карты с Рибадо. Разговор с МакМанусом до сих пор отдается в каждой клетке его тела (никакого откровенного секса, никаких заточек, регулярные – ухмылка – семейные консультации с сестрой Пит, только намек на проблемы, и вы оба окажетесь в общем блоке.)

Узаконенные штатом однополые отношения. Ну, давайте, помашите радужными флагами.

Беглый взгляд, попытка сдержаться, но все равно это похоже на удар хлыстом: Убийца Келлер, неторопливо пересекающий бокс, на руках груда вещей. Он ухмыляется и исчезает в камере, и Тоби бросает карты, готовый следовать.

Он останавливается в дверях.

«Привет.»

«Привет.»

Словно поэзия.

*

Свет выключается. Ночные сумерки Эм Сити. Келлер стягивает майку через голову, на спине видны пересекающиеся шрамы от операции. Тоби целует каждый, один за другим.

«Я люблю тебя, Крис,» - говорит он. Больше, чем героин, больше, чем Джен, больше, чем алкоголь, наверное, больше, чем расплывающиеся воспоминания о свободе, и больше, чем воздух. Больше, чем самоуважение и разум, больше, чем свою способность к ярости и возможную боль. Больше, чем страх за будущее, больше, чем все выученные им уроки.

«Я люблю тебя, Тоби.»

Поцелуи. Медленные и отчаянные, всепоглощающие поцелуи, выматывающие душу. Обнаженные тела, сталкивающиеся на нижней койке, тяжелое дыхание и отдаленное гиканье наблюдателя. Снова вместе. Навсегда. Тоби изгибается под умными пальцами, задыхается от ощущений, хочет секса так, как когда-то он хотел выпить.

Крис в нем, и легкая боль, потому что это было давно, слишком давно, но она исчезает под прикосновениями рта к его шее, под сильными пальцами, сжимающими его бедра. Покачивания, быстрее, чем волны в океане, но ближе, куда ближе, прилив тепла, обрушившийся на него, короткое замыкание в голове, и липкая сперма, склеивающая их после.

И боже правый, как ему хорошо.

Он слышит собственное прерывистое дыхание, чувствует дрожь в груди Келлера. Крис что-то бормочет, уткнувшись ртом в его грудь, и это очень похоже на «никогданепокидайменятобиникогданепокидайменябольшеникогданикогда».

Его руки поглаживают, автоматически предлагая утешение.

«Никогда, никогда,» - тихо говорит он.

Вышвырни совесть, как бродячую кошку. Закрой за ней дверь. В конце концов, он не лучше остальных, он такой же, как они. Жизнь без права на досрочное освобождение. Ему никогда не освободиться от всех призраков, столпившихся вокруг его кровати, но, по крайней мере, он будет не один.

Его любимая отрава рядом.

@темы: рекомендации, перевод, Chris Keller, Tobias Beecher, фанфикшн

---

[Alanor Ambre]

Я опять с Б/К Тоже клип Colleen Detroit, девушки, которая кукол делала. Песня стара как мир, но как-то оно все трогательно (и, хотя концовка альтернативная, но альтернативная не туда, куда обычно).

@темы: видео, Chris Keller, Tobias Beecher

---

Хомяк попадает в Оз

[Alanor Ambre]

Дурь, но веселая Помимо хомяка-Бичера и хомяка-Келлера (я думала, это Шиллингер), доставляют характеристики персонажей. И "ЛИИиииИИИ!!!!"

@темы: видео, юмор

---

В продолжение к "Зачем был нужен Торквемада"

[curtainaddict]

Семейный бизнес

Асеведо: Твою мать?! Кто это?!
Фонтана: Как, ты не узнал? Это же Бобби Каннавале
Асеведо: Том, скотина, что ты с ним сделал?
Фонтана: Ничего. Он – Торквемада, король ночи.
Асеведо: Ладно, а почему он ТАК одет?
Фонтана: Ну, последние серии же. А у костюмеров осталась куча ненужной одежды. Не выкидывать же.
Асеведо: Ок... А где вы взяли это... этот… страшный цветочек?!
Фонтана: Эй! Это цветочек с любимой шляпки моей бабушки! Между прочим, ты попал в Оз только потому, что ей понравилась твоя задница!
Асеведо: Твоя бабушка видела мою задницу?!
Фонтана: Да ее все видели!
Асеведо: А почему она решала, попаду ли я в Оз?!!
Фонтана: Ну, чувак... это же семейный бизнес.

Комментарий Аланор:
(...)
6x07 - Junkyard Dawgs
*Торквемада шествует, за ним с гордостью шествуют трансвеститы*
Асеведо начинает хихикать.
Чико Герра: Это еще что такое?!!
Альварез: Так это... Торквемада - король ночи...

@темы: юмор, Alonzo Torquemada, Miguel Alvarez, актеры

---

Шутко про Альвареза

[Alanor Ambre]

vorobey008: Человек-несчастье Как только попал в Оз - тут же пырнули ножом. История с собакой, по-моему, единственная, которая закончилась для него хорошо.
Alanor: А самое чудное в этой истории то, что наверняка не сложилась бы так судьба персонажа, если б Кирк Асеведо не шастал по другим сериалам непрерывно.

Зачем был нужен Торквемада

Асеведо: У меня съёмки...
Фонтана: Опять Альвареза в одиночку...
(...)
Асеведо: У меня съёмки... [«Братья по оружию]
Фонтана: И надолго? Достали зрителей твоей одиночкой! Тогда в бега Альвареза!
(...)
Асеведо: У меня съёмки...[«Третья смена»]
Фонтана: БЛ***!!! В КАРЦЕР АЛЬВАРЕЗА!
(...)
Асеведо: У меня съё...
Фонтана: И чего тебе там сдалось?! Так... Вот этот парень симпатишный, с которым ты снимался в прошлый раз*, понравились тебе эти сьемки? Все! Хватит!! В Оз его притащу! Никуда не денешься!
Асеведо: Ладно. О.о
*Бобби Каннавале в Третьей Смене

Так в Оз и случилось явление Торквемады на две последние серии - а то Альварез бы опять куда-то делся...

@темы: юмор, Miguel Alvarez, Tom Fontana, актеры

---

I Like It Like That (1994)

[vorobey008]

Примерно за три года до Oz Джон Седа (Дино Ортолани), Лорен Велес (Глория Нейтан) и Рита Морено (сестра Питер Мари) уже встречались вместе на съёмочной площадке - в неожиданно интересном и забавном фильме I Like It Like That. Джон Седа и Лорен Велес играют молодую супружескую пару, обременённую непослушными отпрысками, Рита Морено появляется в роли свекрови. Весь фильм выложен на youtube в 11 частях.

Первая часть для ознакомления:

@темы: видео, ссылки, другое кино, актеры

---

Лорен Велес и Дин Уинтерс на обложке журнала Nerve

[vorobey008]

или всё-таки фотошоп?

@темы: фотографии, размышления, актеры

---

Старая реклама Oz на HBO

[vorobey008]

@темы: видео, Tobias Beecher, Kareem Saïd, Tim McManus, Vernon Schillinger, Ryan O'Reily, Augustus Hill, Leo Glynn, Sister Peter Marie Reimondo

---

Gift horses, кроссовер Oz/SVU, автор: RileyC, перевод: Alanor Ambre

[Alanor Ambre]

Оригинал: "Gift horses"
Автор: RileyC
Фандом: кроссовер Oz и Law and Order: SVU
Пейринг: Бичер/Келлер, Бичер/Эллиот Стэблер
Жанр: по мнению переводчика, mindfuck
Разрешение на перевод:есть
Переводчик:  Alanor Ambre
Рейтинг: хочется спиздить у  chibi-zoisy фразу про рейтинг "...за ощущение жути происходящего"
Саммари: Тоби приснился кошмар... он так думает.
Тэги с источника: Alternate Universe - Canon, Alternate Reality, Crossover, Halloween, Angst
Примечание переводчика: этот драббл,просто он вынес мне мозг, и я не удержалась, поэтому по-быстрому и небечено. Еще одно примечание в конце фика. И - все же в курсе, что Эллиота Стэблера в Law and Order: SVU играет Крис Мелони? Уфф.

Gift horses

Он привязан к столу, доктор Нейтан старается не смотреть ему в глаза, когда готовит для него смертельную иньекцию. Он поворачивает голову и видит, что Макманус стоит у телефона, и как будто пытается заставить его зазвонить и сообщить об отсрочке исполнения приговора. Но проходят минуты, а в воздухе висит тишина, Макманус качает головой и смотрит на доктора Нейтан с мрачной безнадежностью...

Он привязан к столу, доктор Нейтан старается не смотреть ему в глаза, когда готовит для него смертельную иньекцию. Он поворачивет голову и видит, что Макманус стоит у телефона, и как будто пытается заставить его зазвонить и сообщить об отсрочке исполнения приговора. Но проходят минуты, а в воздухе висит тишина, Макманус качает головой и смотрит на доктора Нейтан с мрачной безнадежностью. Теперь она уже смотрит на него, и в ее взгляде сочувствие и просьба о прощении, даже когда в плоть вонзается игла и препарат распространяется по телу. Он снова поворачивает голову, уже чувствуя, как ускользает, видит сестру Пит, и отца Рэя, и своего брата, пытается открыть рот, чтобы что-то сказать, но уже слишком поздно. Над ним смыкается тьма и утягивает в свои обьятья...

Что за хрень?! Тоби садится на диване и оглядывается вокруг, долго не соображая, где находится - нити сна все еще опутывают его. Когда сон меркнет и развеивается, он моргает и видит все уже четче: приглушенный свет в комнате, обувь на полу, тапок, валяющийся на роскошном ковре; на журнальном столике стоит его раскрытый портфель - документы и папки расбросаны по блестящей деревянной поверхности.

Он дома, в безопасности, там, где и должен быть; он наклонился вперед и потер глаза, чувствуя, как сон - кошмар? - окончательно улетучивается. Поднявшись, он подходит к огромному окну во всю стену и всматривается в панораму города: темно, но множество огоньков еще мерцают сквозь медленно падающий снег. Он вздрагивает, на мгновение чувствуя холодок - но ощущение проходит мгновенно, как только вокруг талии обвиваются сильные руки, а теплые губы касаются шеи.

- Три часа ночи, Тоби. Пошли в кровать.

- Кажется, я уже согнал сон, - говорит он, поворачиваясь к Эллиоту и находя покой во взгляде синих глаз. Обьятие не ослабевает, Тоби кладет руку на спину любовнику и гладит его шею, зарываясь в короткие темные волосы. - Мне приснилось... что-то странное, - говорит он и трется щекой о плечо Эллиота, теплое и мягкое

- В каком смысле странное? - Эллиот не отпускает его, длинные пальцы перебирают ему волосы.

- Странное... в странном смысле, - тряхнув головой, он хмурится, пытаясь выудить из памяти ускользающую картинку. - Не знаю, - качает головой, отходя, - там было что-то... страшное, но... - снова качая головой, вздыхает. - Уже прошло.

Эллиот проводит пальцами по его щеке и встревоженно смотрит. - Не нравится мне, что тебе снятся кошмары, - говорит он и тянется поцеловать в лоб, будто хочет разгладить хмурящиеся брови.

Тоби улыбается ему и притягивает за шею в поцелуй, нежный и легкий. - Единственное, что могло бы меня напугать - это отсутствие тебя в моей жизни, но... - он отстраняется, проводит руками по груди Эллиота, цепляет пальцами резинку трусов и слегка тянет, - поскольку не существует ни малейшей вероятности этого события, думаю, все прекрасно.

- Ты уверен? - Эллиот ослабляет его галстук и бросает на диван, затем принимается за рубашку. - То есть, дополнительно тебя убеждать совсем не надо?

- Ну, - вздрагивает Тоби, на этот раз от нетерпения, пока тот стягивает рубашку с его плеч, - думаю, если ты действительно чувствуешь, что должен меня несколько утешить, то не откажусь.

Эллиот ослепительно улыбается ему, отбросив рубашку на пол. - Знаешь, - проводя длинными пальцами по животу Тоби вверх, поглаживая ключицы, - я предчувствовал, что ты это скажешь.

- Ты хочешь сказать, что я предсказуем?

- Не-а, - подмигивает Эллиот. - Просто с тобой легко.

Смеясь, Тоби снова целует его, уже дольше и глубже, и хватает ртом воздух после. - Может, пойдешь согреешь снова постель, - говорит он, пока обоим нужно отдышаться, - и я сейчас присоединюсь.

- Обещаешь?

- Вот те крест!

Элиотт кивает, слегка наклонив голову, и в его взгляде мелькает что-то, что Тоби может интерпретировать только как торжественное благоговение. Он кладет руку Тоби на плечо и слегка массирует шею. - Ты нормально?

- Да, я... - ох, как это странно, это ощущение дежавю, словно так они уже стояли, - нормально. А через пару минут будет совсем хорошо.

Серьезность тает в синих глазах, уступая место чему-то намного более самоуверенному и соблазнительному. - Я на это рассчитываю, - наклонившись к его уху, шепчет Эллиот, снова целует его украдкой и направляется в спальню.

Глядя на него, Тоби улыбается этой походке, легкой, уверенной - нет, этому развинченному медленному танцу, каждым движением заявляющему о сексуальном желании. Улыбка Тоби колеблется, он перебирает бумаги, которые складывал обратно в портфель, ощущение несоответствия усиливается, потому что тысяча воспоминаний вспышками проносится у него в голове в долю секунды - воплощаясь в эту походку, в одно имя.

Тоби смотрит на него, на спину, разворот плечей, и шепчет:
- Крис.

Тот останавливается и замирает, наполовину обернувшись.

Тоби повторяет, уже громче:
- Крис?

Тот смотрит на него, и уже что-то кроется в глубине его глаз.
- Тоби... Знаешь, что говорится о дареных конях?

"Дареных конях?" - думает Тоби, и до него доходит. Дареному коню в зубы не смотрят. Просто будь благодарен за подарок.

Эллиот отводит взгляд и всматривается в снежное небо, в огни, а когда возвращается - в его глазах ничего, кроме тепла и любви. - Идем в постель, - зовет он, протягивая руку.

Тоби идет к нему, хватается за предложенную руку, вглядывается в его лицо; что-то вертится у него на уме - слова, произнесенные кем-то и когда-то: "...мы с тобой, вместе? У бога кишка тонка нас не пустить." - и он улыбается, когда они тоже ускользают из памяти, и он зарывается в обьятия любовника, чувствуя, словно после долгого холода наконец нашел путь домой.

~~finis~~

*Прим. пер.:
Келлер: Увидимся.
Бичер: Когда?
Келлер: Здесь, потом. Или в раю.
Бичер: Ты правда думаешь, что мы попадем в рай?
Келлер: А... мы с тобой, вместе? У бога кишка тонка нас не пустить.
(c) Oz S04E12, "Cuts like a knife"

@темы: перевод, другое кино, Chris Keller, Tobias Beecher, Elliot Stabler, Law and Order: SVU, фанфикшн

---

"Дневник Тима Макмануса", автор Neon_lights

[Augustus Hill]

Автор:  Neon_lights
Название: "Дневник Тима Макмануса"
Фандом: Тюрьма ОЗ (OZ)
Персонажи: все, кого удалось припахать к сомнительному "стебо-сюжету"
Рейтинг: думаю, не выше PG
Жанр: стеб
Дисклеймер: не моё
Размещение: с согласия автора
ссылка

"Дневник Тима Макмануса"

*Дата записи отсутствует.*
Сегодня видел забавный сон про боулинг. Появились некоторые интересные идеи. Думаю зайти к Лео, проконсультироваться на этот счёт.
Ps: пригласил Глорию на ужин.

13 сентября.
День не задался. Одному из заключённых проломили череп. Бедолага. Убийца во всём винит О’Райли. Уже давно перестал этому удивляться.
Ps: Лео воспринял идею без особого восторга, но и палки в колёса вставлять явно не собирается. С нетерпением жду завтра.

14 сентября.
Чёрт. Кажется, идея провести в Озе чемпионат по боулингу не вызвала особого воодушевления не только у Лео.
Ps: 1) Адебиси заявил, что любому, кто согласится на это дерь… мероприятие он лично натянет… выскажет своё недовольство.
2) Саид сказал, что не представляет, как его мусульманское братство будет играть в боулинг. Если честно, я тоже не представляю.
3) О’Райли сказал, что всё уладит. Чёрт.

16 сентября.
Ну да, уладил. Не покидает ощущение, что здесь определённо есть подвох. Который, безусловно, сыграет ублюдку на руку.
Ps: пригласил на ужин Даян.
Pps: Келлер и Бичер снова что-то не поделили. Мы с Лео даже поспорили, сколько они будут собачиться перед тем как снова помириться.

20.09.
Провели первый раунд: команда Адебиси против арийцев. Шиллингер говорит, что «чёртовы нигеры» явно как-то подтасовали ход игры – арийцы так и не смогли сделать ни одного страйка.
Ps: не нравится мне взгляд Шиллингера. На всякий случай запер его в одиночке. Мало ли.
Pps: О’Райли ставил на команду Адебиси. Наводит на некоторые мысли.

22е
Пообедал с Глорией, поужинал с Даян. Жизнь хороша.
Ps: во время матча по боулингу Альварес, игравший от команды латиносов, пытался покончить жизнь самоубийством. До сих пор не могу понять, что за выражение лица у него было, когда его хорошенько накачали успокоительным и отправили проветриться в одиночку. Он что, обиделся?!
Pps: и да, разве можно самоубиться, пытаясь уронить себе на ногу шар для боулинга?

27 сентября.
Видел очень забавный сон про шахматы. Стоит над этим подумать.
Ps: команда Адебиси разгромила всех в пух и прах. Адебиси и О’Райли, у которого теперь куча денег, готов на это поспорить, довольны. Саид неодобрительно косится. В основном – на меня. Чёрт.

1 октября.
Выяснилось, что один не в меру прыткий гад, выклянчивший разрешение немного поработать на кухне, подсыпал какую-то дрянь в еду игрокам всех команд за исключением команды Адебиси. Ну, О’Райли, ну сволочь! Решили с Лео хорошенько прижать гадёныша.

3 октября.
Молчит, ублюдок. Начинаем терять терпение. Сестра Пита Мэри, кажется, начинает считать, что ещё немного и мы с Лео дойдём до открытых экзекуций. Посмотрим.

5.
Проиграл спор. Бичер попросил снова перевести Келлера в его камеру. Ну, как дети малые, честное слово! Саид улыбается и только качает головой, Шиллингер презрительно сплёвывает.
Ps: суицидальные наклонности у Мигеля Альвареса вновь ушли на задний план. Выпустили из одиночки. Малый смело ринулся в бой, вливаться в коллектив.

10.10.
Нашли вырытый туннель в подсобке рядом с кухней. Немного позже в очередной раз не досчитались «Крота» и Рибедо. Если их снова поймают и посадят к нам, либо переселю обоих в карцер на веки вечные – там стены толще, либо покрою все полы в Изумрудном городе слоем железа.
*Приписка немного ниже, уже другими чернилами.*
Ps: похоже, что всё-таки не покрою. Наш козел *зачёркнуто* губернатор снова урезал нам бюджет.

10.10 вечером.
Плюнули на О’Райли, всё равно же не признается.

11
Лео решил, что после той нечестной игры в боулинг честный турнир по шахматам может здорово улучшить настрой заключённых. Наши подопечные восприняли новость с энтузиазмом. Шиллингер злобно усмехался, косясь на вменяемого О’Райли. Не к добру.
Ps: Сирил О’Райли, он же «О’Райли невменяемый», интересовался, почему его братом постоянно кто-то недоволен. Около получаса объяснял малому, что его брат ангел только по отношению к нему одному, а в остальном он – сущий м*дак, но, похоже, ребёнок так ничего и не понял. Думал над тем, что, может быть, стоит на следующее день рождение Сирила подарить ему толковый словарь. Должен же мужик в свои-то тридцать с лишним лет знать, что такое «м*дак»!

12 октября.
Провёл большую часть дня с Глорией. Завтра думаю почаще видеться с Даян. Нельзя нарушать нейтралитет!

20 октября.
Турнир по шахматам протекает несколько медленнее, чем по боулингу. Было решено выбрать по два человека от каждого братства, сегодня они все наконец-то определились.
Ps: не знал, что Адебиси умеет играть в шахматы.

21 октября.
А он, оказывается, и не умеет. Свой матч против представителя гомосексуалистов (у некоторых заключённых, да и у многих охранников есть куда более значимое определение этой ниши Изумрудного города, но сестра Пита Мэри просила меня особо не распространяться на этот счёт, а мне не хочется расстраивать эту милую женщину) он выиграл в основном за счёт того, что кровожадно улыбался противнику.
Ps: О’Райли снова ставил на Адебиси. Чёрт.

24.10.
Альварес вновь пытался покончить жизнь самоубийством – старательно давился ферзём до тех пор, пока фигурку не заставили выплюнуть силой. Предварительно парень выиграл партию у самого Шиллингера. Думаю, на этот раз попытка суицида была более чем оправдана. Даже Келлер проникся выражением лица Верна.

2 ноября.
Чёрт бы всех побрал, у меня уже неделю как не было свиданий! Даян уехала в отпуск вместе с ребёнком, а Глория меня старательно избегает. Думаю, что виноват в этом никто иной как О’Райли.
Ps: ну а что, он ведь правда и так всегда виноват!

8 нояб.
Нет времени писать, но и не черкнуть об этом пару строк просто невозможно. Кажется, в Озе зреет буря. Да, снова. Вот и я о том же.
Ps: а в шахматы теперь играют все. Так и знал, что наши ребята проникнутся атмосферой.

20. 10.
В очередной раз пережил бунт. Вышел из больницы буквально на днях. Верю в то, что я смогу исправить все прошлые ошибки и сделать всё правильно. На этот раз уж точно.
Ps: как оказалось, шахматными досками биться даже ещё удобнее, чем дубинками. Ребята из охраны – тоже недавно вышли из больницы – хотят поговорить со мной об этом. Надеюсь, удастся найти компромисс.

1 декабря.
На днях мне приснился такой забавный сон!..

@темы: фанфикшн

---

Фик от Fujin

[Augustus Hill]

Автор:  Fujin!!
Фандом: Тюрьма ОЗ (OZ)
Персонажи: Бичер, Альварез, Саид, Шиллингер, Макманус
ссылка

Дороти.

От него воняет дерьмом, так и должно пахнуть от человека, насравшего на другого человека, так и должна пахнуть его жизнь, так и должно пахнуть в прекрасной несуществующей стране Оз.
Бичер. Немного не в себе. Забавно – он почти не избит, даже здесь у сумасшедших есть свои привилегии, даже в одиночке. Он бьется и орет только первые двое суток, потом выдыхается, и его отпускают, но двое суток вполне достаточно для того, чтобы представить, какого это – сгореть заживо, будто Дино Ортолани, и его судьба зависит только от того, есть ли у арийцев друзья среди надзирателей или просто готовые взять деньги.
Он не боится, он только что понял, что бояться ему нечего, совсем, и ему смешно.
Он не прав, но еще об этом не знает.
Бичер много думает, наверное, в этом и есть предназначение одиночки, в сочетании с ломкой выходит забавно. По тому, как ведут себя здесь люди, очень многое можно о них сказать, и иногда он пытается сосчитать, сколько людей уже царапали до него эти стены. К нему приходят люди, не надзиратели, нет, галлюцинации, так и должно быть у сумасшедших, бывших наркоманов, бывших алкоголиков, бывших адвокатов, бывших мужей, и он не удивляется.
Он смотрит на рыжую девочку и говорит:
- Привет.
Она не разговаривает с ним, никогда, он не знает, какой должен быть её голос, он не видел её в гробу, он не помнит её травм, и иногда у неё горлом идет кровь, красиво и сюрреалистично. Жена разговаривает.
- Ты купил хлеба? - спрашивает она. - Как дела на работе? Что ты хочешь на ужин? Дети играют на заднем дворе.
Никогда не напоминает, что она мертва из-за него, что он в Оз, и о хлебе, ужине и детях ему еще долго не придется заботиться. Как будто это можно забыть. У неё голос Шиллингера.
К нему приходит судья, аккуратная обрюзгшая женщина давно за пятьдесят, и он душит её своими руками. Он лучше других знает - правильно посадили, нельзя выпускать.
- Ты злая старая ведьма, - говорит он ей. - Надо было убить тебя.
А потом смеётся, потому что это не его голос и не его слова. Они идеально подходят для этого места. Бичер думает, он стал сильнее, изменился, теперь один из многих ублюдков здесь, сумасшедший по меркам человека по ту сторону стен. Как прикидываются мертвыми на поле боя. Уже сошел с ума, Изумрудному городу больше нечего отнимать, нечего ломать, потерять рассудок, чтобы его сохранить. Физиология, в самых клеточках тела.
Бичер думает, он ненавидит Шиллингера, и это самое главное теперь в его жизни, и это так, но не из-за помады, публичных унижений и даже не из-за свастики на жопе, точнее - из-за всего сразу. Он ненавидит его за Оз, как чистейший концентрат, поступающий в кровь мгновенно. Он просто хочет открыть утром глаза и понять, что ничего этого никогда не было и не будет, не существует даже в сказках, как Изумрудные города. Жить.
Самое простейшее: он, как и маленькая девочка из Канзаса, просто до смерти хочет домой.
А потом Келлер его целует.

Страшила.

Его трясет – часто, крупно и легко, как заправского алкоголика или наркомана, хотя всякое, конечно, было, неудивительно бы, но и не потому. Тюрьма – вообще на редкость вредное для здоровья и нервов место, даже если это последнее, что ты ощущаешь здесь. Ему срать, почему, он не замечает, не думает обо всем этом дерьме.
Мигеля за всю жизнь что-то никто не называл особо умным, но на это ему тоже срать. Он делает то, что делает, просто потому, что делает это.
Поэтому он обнимает деда. Поэтому он смотрит на ребенка. Поэтому он режет своё лицо. Поэтому он лижет марки. Поэтому он с латиносами. Поэтому он смотрит, как его дед сходит с ума. Поэтому он бросает наркоту. Поэтому он вырезает надзирателю глаза. Поэтому он воет в одиночке. Поэтому он тренирует эту сраную собаку. Поэтому он живет.
Так правильно, и нет другого пути, и когда на него смотрят уродливыми шрамами вместо глаз – он не чувствует ни раскаянья, ни боли, просто его снова трясет. Когда он запускает руку в светлую собачью шерсть – перестает, и это единственное, что он понимает, недостаточно мозговит, чтобы проводить ночи, думая о том, правильно ли это и понравится ли эта собака.
- Эй, - говорит он ей, садясь напротив.
И она тычется мокрым носом в его ладонь. Он закрывает глаза, берет поводок, и идет за ней, и, может, ему даже нужнее. Он кормит с рук эту сраную собаку, у неё противный приятный скользкий язык, она живая. Его отец пробыл здесь всю жизнь, его дед здесь сошел с ума, никто не уходит от столь четкой судьбы. Ему кажется, эта собака меняет все.
Он еще не знает, что снова убьет. Что хрен ему светит хоть когда-либо выйти из Оз. Что он просто тот кусок дерьма, которым рожден. Не знает, что Оз никогда не отпускает своё, и невозможно просто подняться, однажды упав, и выйти за его стены, это такая жизнь, не важно, где.
Он просто делает то, что делает, он глупо раз за разом встает.
Ему, как и Иисусу перед Иудой, существенно не хватает мозгов.

Лев.

У него всегда чистые руки, он моет их старательно и тщательно, по несколько раз в день. Пена, расползающаяся по коже, текущая вода, монотонные, успокаивающие движения. Они должны быть чистыми, религия всей жизни такова.
Саид яркий её представитель, он закрывает глаза, стоя в душе, и подставляется под струи, он как на ладони – весь, всегда, двадцать четыре часа в сутки, в Оз даже душ не приватное место, особенно для него – помыслы лидера, такого религиозного, должны быть кристальны, и он сам выбрал это место, в отличие от всех остальных. Ему нельзя оступаться ни на сотую долю шага, не говоря уж о том, чтобы себя ласкать.
Он может надеть с десяток куфий и прочесть с миллион молитв – это ничего не поделает с его телом, с тем, что у него есть внутри. Он знает, он пытается поделать это сам.
У него стоит на белых женщин. У него особая религия, по которой черные исламские братья куда достойнее любых других. Он предводитель их, самый чистый, мудрый и верный; он обожает свою ношу так сильно, что это уже грех. Он обожает полные уважения и преклонения взгляды, увы, это сравнимо с одной конкретной белой женщиной, и куда более важно для его судьбы.
У него хватает духу признавать: Карим Саид в глубине души не так уж религиозен в вопросах ислама, это иная религия, это бытие предводителем, это чистота, это самолюбование. Он, как и Муххамед, просто человек. Иногда он представляет, как соприкасается темная и светлая кожа, бедра и руки, и это завораживающее, постыдное зрелище, он мужчина, увы, и он желает, и это не те желания, которые он хотел бы иметь. Он касается своей руки – быстро, украдкой, от пальцев, по запястью, до локтя, недоступной, запрещенной лаской. Его сердце с этим не согласно, и это главный его враг.
Дело не только в белой женщине, и он убирает руку. Дело в том, чтобы не упасть, чтобы идти со спиной, гордо поднятой, чтобы быть идеальным учителем, несмотря ни на что. Таким, каким не рожден.
Ему очень нужно быть храбрым, всегда, на каждом вдохе, каждую секунду своего существования.
Никто не знает это лучше него самого. Кроме него самого этого вообще никто не знает.

Дровосек.

Он редкостный ублюдок, неоправданно жестокий и злой, какими не могут быть, не должны быть живые люди, они не должны просто так унижать, убивать, насиловать других людей, но такое уж у него чувство юмора. Он лучший глава Арийского братства, он стальной.
Верн Шиллингер – человек, которого надо бояться, даже если он тих, особенно, если, он может и будет делать то, что хочет, во славу братства, и лишь одна причина на свете может заставить его вести себя иначе. Не как ублюдок, даже будучи им. Как бы нелепо это ни звучало – у него есть семья, у него есть сыновья.
Не те сыновья, которые могут быть у каждого, имеющего член и способного размножаться, иные, которых с трепетом в первый раз берут на руки, которых перепеленовывают и ночами не спят у кроватей, которых отдают в лучшую возможную школу, которым дарят подарки просто так, за которых готовы убить. Которые самое главное.
Дело в том, что когда МакМанус посадил его перед собой в кабинете и дал выбор – Шиллингер его сделал.
- Всё что угодно ради моих детей, - как-то так он сказал.
У него был сын. До того, как Бичер украл его. До того, как ему нахамил.
Такие вещи нельзя прощать, не в Оз, даже если это просто непослушные дети, спорящие с родителями, даже если они малы и глупы – это слабость, а слабость здесь это смерть. Дело в том, что Верн Шиллингер не меняет своих решений, он железный, никогда, но это не его выбор, это Оз – когда он посылает ему наркотики в одиночку.
Он хотел бы слышать его крики. Все что угодно ради своих детей. Он хотел бы видеть, как тот умирает.
Когда ему докладывают – о, после такого поступка не останется ни малейшего сомнения в том, кто же здесь лидер, никто не рискнет спорить с человеком, пришившим собственного сына на трезвую голову – о смерти, он только улыбается и кивает. Так надо – кивать и улыбаться.
Сыновья – это как крюки в его коже, держат, куда бы ты ни дернулся, вырывая куски мяса от движений, последнее, единственное, за что он мог бы держаться, чтобы быть человеком. Он вырывает один из них, обнажая стальное нутро.
Он хотел бы, чтобы это было не так. Он не раскаивается, ни на секунду, ему не жаль ни Бичера, ни одного из тех, кого он убил или сделал нечто хуже, дело не в раскаянии, просто – он хотел бы видеть, как его сыновья оканчивают школу – не умирают, не кричат, вранье – может быть, даже университет, быть на их свадьбах, держать их детей. Он хотел бы жалеть тех, кого убивает, и, возможно, тогда бы он вышел из этого проклятого Изумрудного города и смог бы всех спасти. Он хотел бы, чтобы у него было сердце.
Он не знает, что оно у него уже есть.

Волшебник.

Конечно, как и все надзиратели здесь, как и святой отец, как и любой, хоть немного похожий на систему, он избит. Это не страшно, он сидит на полу и сквозь прозрачные стены построенной им тюрьмы смотрит на бунт, как громят игровые столы и стулья, которые он заказывал, как разворачивают стиральные машины, которые он уговаривал Глина купить, как с ненавистью оглядывается на него каждый заключенный, которому он упорно давал шанс и пытался перевоспитать, и это куда обиднее.
Тим МакМанус редкостный идиот, он все еще не ненавидит свой город, он думает только – придется заново его строить, и только ему, глупо, но город куда важнее всех возможных моральных травм. Только настоящие сумасшедшие волшебники могут строить Изумрудные города. Глин будет против того, чтобы заново его открыть, придется долго уговаривать. Глин скажет, что он сумасшедший, быть может, но у него тоже свои представления о правильности.
Он хренов идеалист, он уже годы пытается исправить хоть одного из них, пробуя все возможные способы, и когда они снова убивают друг друга – он пытается все равно. Это серьезная мозговая проблема, когда так важны последние подонки, когда думаешь о них перед сном, какие уж тут могут быть иные родные и дети, и если они спасутся – надо спросить у сестры Пит, работает ли Стокгольмский синдром в другую сторону, потому что похоже, что да.
Он хотел бы обнять Диану, он настолько привык к ним, что уже не боится, и это тоже его беда. У него нет иной жизни за стенами Оз, он одержим, он хочет быть творцом и волшебником.
Он единственный из всего города носит зеленые очки, чтобы стекляшки сияли на солнце, ненастоящие до последнего атома. Такой особенный исправляемый Альварез позволил избить святого отца. МакМанус думает – это ничего, надо дальше пытаться.
Надо давать им то, чего они просят, по одному желанию на человека, особенному и общему для каждого – он искренне верит, что все они хотят выйти отсюда, все они хотят быть нормальными, все они хотят спастись, сердца, мозгов, храбрости, дороги домой.
Он не настоящий волшебник. Его любимый город его съест.

@темы: d, Miguel Alvarez, Tobias Beecher, Tim McManus, Vernon Schillinger, #239, Kareem Sa&, фанфикшн

---

Драббл от Fujin

[Augustus Hill]

Автор:  Fujin!!
Фандом: Тюрьма ОЗ (OZ)
Персонажи: Верн Шиллингер, Кэрри Шиллингер
Размер: драббл
ссылка

Nostalgic for a place we’ve never seen (с)

У его жены были светлые волосы и серые глаза – так, как и подобает жене настоящего арийца. Больше про неё помнить и не надо, кроме того, пожалуй, что она не приходила к нему, маленькая и беспомощная, пару раз в месяц, чтобы видеть редко и отчетливо, как набухает её живот от визита к визиту. Хотя у неё было целых две возможности всполошить странное животное чувство; дождь и наполняющиеся жизнью почки по весне, которых он не видел офигительно много дней, да и не до того. Может, это просто он постарел.
Кроме того, пожалуй, что она не улыбалась так недоверчиво и заразительно и никогда не выла в его руках после того, как он говорил ей: «Твой муж умер», и больше никого у тебя не осталось, кроме второго сердцебиения в груди, и не обещал заботиться – всегда, хотя раньше это сделать было стократ проще. Еще бы, если бы её муж умер – то он не смог бы ей это говорить.
Никогда не держал её за руку, когда она извивалась на наскоро огороженной больничной койке, никогда не брал на руки маленький живой комок – то, чем вскрываются весенние почки, переполнив до предела. Как-то не довелось, а теперь он кажется себе бесконечно старым рядом с этой почти девочкой, бесконечно неуклюжим, когда держит совсем крошечного ребенка в руках – как в первый раз, забыл, как это делается, словно и не было никогда, и не живет в крови, вытравлено холодными стенами и тюремными решетками.
Не ждет он больше никого, да и некого больше, кроме неё, ждать – оба сына уже глубоко в земле, и он успел почти забыть их уже до этого – шутка ли, когда не вспоминают столько лет, и ни один из них не приезжал к нему и вполовину так часто. Да что там, никогда не приезжал по своей воле.
Просто не осталось у неё тоже больше никого, и когда она обнимает его при встрече, он чувствует, как мерно вздымаются от дыхания её тонкие плечи и мелко, по-птичьи, бьется сердце, и думает, что в его сыновьях, несмотря ни на что, было столько неизбывно светлого, как бывает только в своих детях. Она морщит нос, смеётся, маленькая до ужаса, и их руки соприкасаются живым, пришедшим оттуда – из-за колючей ограды и крови, злости, боли - теплом, когда она передает ребенка.
Он берет его осторожно до ужаса, словно боясь поранить самой кожей, запахом своим, тем, что он так безнадежно болен тюрьмой. Ребенок смеётся в его руках, или плачет, или пищит какую-то фигню, и это как в первый раз, почти невыносимо.
На прощанье можно целовать её в светлую макушку, пахнущую дорожной пылью – долго добираться, и дешевым шампунем, и говорить, что когда он выйдет – всё непременно будет по-другому, гораздо лучше. Она улыбается, кивает, хрен её знает, верит ли, но исправно приезжает снова, в конце концов, у неё нет больше никого, а он неплохо помогает им, мягок и носит фамилию отца её ребенка. Не так уж важно, что он делает, когда заканчивает время свиданий.
Иногда ребенок засыпает прямо в его руках, и ей нравится смотреть на это – он видит по улыбке такой, какая бывает только у молодых матерей – он почти её помнит. Иногда она замирает и словно хочет сказать перед уходом, отводит глаза или просто долго держит за руку, и тогда отчетливо видно, какая же она маленькая, сама в дочери годится, а он отвечает, понимая и так – конечно, всё так и будет.
Смешно: на пятом десятке ему кажется, что можно всё изменить. Начать сначала, перестроить, забыть, будто и не было ничего этого, ни тюрьмы, никаких других детей, кроме маленьких девочек. Это так похоже на гребаную американскую идиллию, когда она приходит, пьет чай из пластикового стаканчика и смотрит, как он качает на руках ребенка в комнатке для свиданий с заключенными.
У неё его фамилия, у ребенка его фамилия, и больше и не надо ничего, и кажется, что стоит собрать личные вещи переступить тюремный порог – он станет лет на тридцать моложе и мягче в стократ. Будет подстригать газон по выходным и вывозить девочек за город на пикники. И лето будет непременно.
Кажется до смешного отчетливо и глупо.
А потом они умирают, пока везут маленькую идиллию ему, в его тюремные стены, и он матерится и вспоминает то, что забывал. Ему бесконечно много лет, руки его вымазаны дерьмом по самые плечи, и ничего в этой жизни не меняется, просто потому что – Оз и поздно начинать сначала.
Он никогда не вспоминает её дыхания и никогда не плачет по ночам.

@темы: Vernon Schillinger, фанфикшн